предпочитающих одеваться во все черное, а на голове носить угловатые набриолиненные прически, Крис выглядел белой вороной, словно выпрыгнул из иллюстрации к какой-нибудь статье в National Geographic. Это был почти двухметровый мужчина с мускулистыми руками и по-военному коротко подстриженными седеющими каштановыми волосами, одетый в песчаного цвета непромокаемые штаны с великим множеством карманов и белую рубаху-сафари. Очки в металлической оправе, казалось, были изготовлены из особо прочных материалов.
Крис извинился за опоздание, объяснив, что по ошибке сел в подземке в поезд-экспресс, который провез его мимо нужной станции и первую остановку сделал только через 33 квартала от бара, где мы договорились встретиться. Тем не менее, вместо того чтобы сесть на обратную электричку и проехать несколько остановок назад, как сделал бы я, он поднялся на поверхность и пошел пешком. Крис, как выяснилось со временем, оказался полной моей противоположностью: он обожал походы и палатки, не боялся сырости, ему было совершенно наплевать на насекомых. «Когда я оказываюсь там, – говорил он, прикладываясь к бутылке «Bud Light», – у меня в голове как будто крутятся одновременно два разных фильма. В одном я вижу самого себя в джунглях, а во втором мне показывают дом, где жена и дети занимаются какими-то своими делами. Знаешь, в этом фильме, – он, словно объявляя о начале первого акта голливудского шоу, показал на нас с ним, сидящих в полутемном баре, – нереально угадать, чем все может закончиться».
Я спросил, что впервые привело его в Гондурас, и Крис ответил: он начинал свою исследовательскую деятельность в Боливии, но боливийские плоскогорья были уже вдоль и поперек исхожены учеными. «Мне хотелось найти место, где я мог бы работать сам по себе, – объяснял он. – Понимаешь, меня привлекала мысль искать что-то доселе неизвестное, а там этого с избытком».
Когда Крис произносит «там», он всегда имеет в виду джунгли. Еще он любит повторять, что в джунглях факты иногда сложно отличить от вымысла. «Очень трудно понять, что правда, а что неправда, – говорил он. – Там совершенно другие стандарты истины. Слова «мне эту историю дедушка рассказывал» имеют в джунглях такой же вес, как неоспоримые доказательства в нашем мире».
Крис способен часами говорить о земляных курганах, «центрах силы» (древних столицах) и космологии аборигенов. Несмотря на весьма скептическое отношение к легенде о Ciudad Blanca и рассказам Теодора Морде, он считает эту историю одной из величайших детективных тайн нашего мира. Однажды в разговоре со мной Крис даже произнес загадочную фразу о том, что Белый Город «может существовать, лишь оставаясь навеки потерянным».
Пару десятков лет назад его, одержимого поисками забытых городов, считали чудаком и эксцентриком. «Я только-только начал заниматься исследованиями в этой области, как кто-то спросил одного моего приятеля, зачем я трачу столько сил там, где нельзя ничего найти», –
