внутрь, поднялся на второй этаж, дошел до своей комнаты. И все это в сопровождении ни на секунду не умолкающей женщины:
– Ой-ой! Прямо сердце болит за тебя изнутри! Из тебя ведь ничего не осталось! Как ты ужался, ай-ай! Да шо ж в этой больнице совсем не кормят? У меня еще один, но исключительный вопрос. Таки шо доктор? Сделал себе мнение?
– Через неделю снимать гипс. Ребра уже срослись.
Ждан зашел в комнату, в которой за две недели его отсутствия не поменялось ничего. Скинул рюкзак на стул. Прислонил костыли к спинке незаправленной кровати и почти рухнул на нее сам. Завел руку за голову, стянул толстовку и бросил ее, не глядя, на пол. Остался в майке и спортивных штанах, одну штанину у которых пришлось отрезать, потому что не помещалась загипсованная нога.
– Ай-ай-ай-ай-ай! И все-таки я тебе скажу, дорогой мой Жданчик, кушать надо немножечко побольше. Ты ведь раньше, какой красавчик был! Какой сочный!
Ждан всегда был одинаковой комплекции, что до больницы, что после. Но тётя Сара, добрейшей души человек, считала иначе.
– Ну, ничего-ничего. Ты у меня сейчас со вкусом покушаешь! Я же уже с утра все приготовила: и форшмак, и «синенькие», и супика наварила, и лосика нажарила!
– От покушать я бы не отказался.
– Сейчас всё будет! А ты пока побудь здесь. Приляг, отдохни с дороги. Утомился, небось. А я мигом все принесу. Вот только разогрею, а то с утра, стало быть, остыло. Хотя при такой густой жаре должно долго выдержать. – Тётя Сара взглянула на толстовку, брошенную на пол, – я интересуюсь знать, и как таки ты не спарился, золотой мой?
– В рюкзак не вошло. Пришлось на себя надеть.
Но спариться он не успел – в тачке на всю мощь работал кондей. Считай, чудом не замерз.
– Ну, так как тебя залатали? Покажи хоть на глазочек? Я бы посмотрела из даже интереса.
Она переложила рюкзак со стула, а сама тяжело опустилась на него. У нее не было своих детей, и всю нерастраченную любовь она перенесла на Ждана – единственного молодого холостяка во всем общежитии.
– Там… ничего интересного, – замялся он. Ему совсем не улыбалось оголять поврежденное бедро на глазах у впечатлительной женщины. – Немного недостает кожи, вот и всё.
– Так я и поверила твоей невинности на лице! Дырка?! Скажите, пожалуйста! Ну, разве так можно, я вас спрашиваю? Ты же ж не окно в женской бане! Зачем в тебе дырка? – тётя Сара так и всплеснула руками.
– Да не дырка там. Просто… стёрто маленько. Я бы поел, тётя Сара. Может, подогреете?
– Нет, вы только посмотрите на этого ребенка! Он же ж всю душу в этот мотоцикл вложит! Я извиняюсь очень сильно, но где таких, как ты, родют? Таких, шоб для покататься с ветерком? А если шо случится? Так собирай его таки по кусочкам! И ладно сейчас все кусочки вместе оказались. А как не вместе?
– Беда… – он пожал плечами.
– И я за что! Нет, ты слухай моё сердце, дорогой. Слухай сюда и не расходуй мне последний нерв! Я тебя уважаю, но тьфу тебе под ноги
