в обморок. Дан прошагал к двери, вышел на крыльцо.
Стояла глубокая ночь. На пустыре вокруг часовни горели факелы, вокруг их пламени нежно посверкивала падавшая с неба холодная морось. Шумела толпа – женщины в длинных платьях, теплых накидках и чепцах, мужчины в замызганных серых плащах. Все смотрели недобро, с угрозой. В свете факелов Дан заметил недорезанных сектантов: их связали, каждого держали по два человека. Судя по избитым физиономиям, уродам неплохо досталось – причем без скидки на пол и возраст.
К Дану тут же бросилась немолодая худощавая женщина, вцепилась в девчонку, заголосила:
– Martha, mein Tochter! Sie ist tot![4]
– Sie lebt noch[5], – неожиданно для себя ответил Дан и сам удивился. Что-то словно переключилось в голове, и он стал понимать немецкий, как родной.
Мать не слышала его, гладила спутанные волосы дочери, причитая:
– Моя девочка, моя милая девочка…
– Хватай его! – раздался злобный голос из толпы. – Хватай колдуна!
Люди подступили ближе, выставляя вперед факелы, точно хотели сжечь его прямо сейчас. С такой оравой не справиться, подумал Дан. Еще девчонка на руках… Но тут она открыла глаза и прошептала:
– Мама…
Женщина зарыдала еще отчаяннее и принялась покрывать поцелуями ее лицо.
– Он меня спас от колдунов, – тихо проговорила девочка, указывая на Дана.
Мать рухнула на колени:
– Ангел! Он ангел! Посланник божий!
Толпа зашумела сильнее. Дан оглядывал лица – угрюмые, испуганные, недоверчивые, удивленные… Вдруг он столкнулся взглядом с седоволосым человеком лет пятидесяти. Дан был уверен, что не знает его, но глаза… Он торопливо передал девочку на попечение матери, а сам двинулся в толпу. Люди расступались – кто почтительно, кто опасливо. Дан сам не знал, зачем ему этот человек, но что-то словно притягивало к нему. Седой, поняв его намерения, развернулся и быстро пошел прочь.
Сосредоточившись на погоне, Дан не заметил, как на пустыре появились новые люди – отряд мечников в кожаных доспехах, во главе с высоким, одетым в черное человеком. Очнулся он, лишь когда на него упала плотная сеть и кто-то сильно ударил сзади по голове. Последнее, что Дан успел заметить, – солдаты, забегавшие в часовню.
Настя
– Во имя отца, и сына, и святого духа…
Холодный металл коснулся шеи, раздался щелчок – и Настя увидела, как на пол падают длинные золотистые локоны. Ее волосы. Почему-то она стояла на коленях, покорно склонив голову… перед кем?
– Какого хрена здесь творится?
Она перехватила руку с ножницами, вывернула болевым. Прием вышел так себе, слабенький, почему-то сил не было совсем. Настя вскочила, потом уже взглянула в лицо непрошеного парикмахера. Стоявший перед нею мужчина, морщась, потирал руку. Судя по облачению, это был
Марта, доченька! Ее убили! (нем.)
Она жива (нем.).
