что впереди…Жди, женщина. Жди.
Кони летят в ночь – вскачь…
Плачь, женщина. Плачь.
На погребальный покров – плащ…
Плачь, женщина. Плачь.
Смертной рубахи
бел
лён…
Сбылся твой сон…[4]
Пальцы Насти безошибочно нашли руку Дениса и сжали её…
…Да, отряд постарался. Слов нет. Денис мог бы и покритиковать, потому что ему было с чем сравнивать – но вот критиковать и не хотелось. Совсем. Хотелось смотреть и слушать. Правда – временами, наоборот, ни того, ни другого хотелось. Слишком жуткими – казалось бы, общеизвестными, но жуткими! – были вещи, о которых рассказывали со сцены… Денис совсем забыл, что ему надо что-то «оценивать», а потом «высказывать мнение». Что оценивать, какое мнение можно высказать, когда в зал с болью, почти со слезами падают слова мальчишки – стоящего на фоне развалин, про которые даже забываешь, что они – нарисованные, что это просто декорация…
– Но и потом,
без войны,
через мирные годы –
уроды,
рахиты,
покрытые вшами народы,
слюни на подбородках
хихикающих дурачков…
Хвост у дракона –
страшнее клыков…
…Снова погас свет. Уже не в первый раз за вечер зажёгся луч проектора. На экране возникла алая надпись:
Денис быстро обернулся – по лучу света, туда, где в аппаратной сейчас колдовал Генка с помощниками… И – снова повернулся к экрану…
…Девчоночий голос – весёлый, но в то же время какой-то недовольный – заговорил, заставив всех вокруг замереть от неожиданости и изумления: ведь голос был из ТОГО мира…
Ролик – два десятка странно, почти нелепо одетых мальчишек и девчонок разного возраста на фоне приземистого здания с широкой верандой вопят какую-то чушь и машут руками и рюкзачками. Изображение смещается – красивая девчонка задирает нос и говорит звонко: «Это я, хааай!»
Зал молча слушал, глядя на экран. Короткие реплики шли на фоне снимков – всё более и более жутких, всё более и более безнадёжных. Иногда появлялись маленькие ролики…
Какой-то мальчишка с немного растерянной
Стихи Элхэ Ниэннах.
