этом доме часто бывали студенты – заходили посоветоваться с популярным и демократичным преподавателем, неизменно приглашались выпить чашечку чая с сушками, и надолго задерживались в просторной кухне, способной вместить человек двадцать. Наверное, и сейчас славному профессору не хватало молодых людей и очаровательных девушек, незаметно увлекающихся спором до полуночи. Старичок выглядел бодро, голос его был хорошо поставлен, а в манере обращения присутствовала некоторая профессиональная покровительственность, оставшаяся от преподавательских времен.
– Значит, Костя Зыбин? Что ж, приятный молодой человек, и весьма, весьма многообещающий. Я ведь давно его не видел – около трех лет. Что же он, наверное, сделал значительные шаги на профессиональном поприще? Как поживает? Как его диссертация?
– Все хорошо, – не моргнув глазом, соврал Демид. Не хотелось ему расстраивать старичка.
– Да, когда я был молодым, мне казалось, что горы можно свернуть. Все же молодость – величайший дар природы! К сожалению, мы слишком поздно начинаем понимать это… Да, поверьте, многие проблемы молодежи кажутся настолько надуманными! Я ведь смотрю телевизор, прессу читаю. Я в курсе всех нынешних проблем. Наркомания, пьянство, нежелание работать. Или наоборот, бодибилдинг этот, когда неестественно огромные мускулы себе накачивают. Это же ненормально! Вы, молодые, не понимаете: главное – это здоровье и бодрое расположение духа. А с возрастом сохранить их становится все труднее…
– Да, Виктор Сергеевич, вы абсолютно правы, – согласился Демид.
– Да, молодые люди! – спохватился старичок. – Что ж мы в прихожей-то стоим? Прошу в мою скромную келью.
Они прошли вслед за ним по длинному темному коридору, сплошь заставленному стеллажами с книгами, и очутились в уютной комнатке с большим окном, эркером выходящим на улицу и полуприкрытым тяжелыми зелеными шторами. Во всю ширину окна размещался письменный стол старинной работы. Здесь, как и в коридоре, было невероятное количество книг, расставленных на полках с величайшей любовью и аккуратностью. Тут не наблюдалось бесконечных коричневых талмудов марксизма-ленинизма с тиснеными профилями вождей на корешках. Книги в основном были старые, с солидными потемневшими переплетами. Отдельную полку занимали бережно переплетенные толстые рукописи. Словом, это была библиотека ученого – его сокровищница и место работы. Книги здесь не пылились в праздном ничегонеделании, ими постоянно пользовались, их перечитывали, вглядываясь в пожелтевшие страницы. Наверное, старый профессор провел в этой комнате большую часть своей жизни, мысленно переносясь в воображаемые, некогда существовавшие миры – в жестокие и загадочные владения ассирийцев, в белые, выжженные солнцем города эллинов, в причудливые дворцы китайских императоров, украшенные скульптурами драконов и чудесными вазами. Но больше всего здесь было книг по истории России – дореволюционные тома Соловьева, Бердяева, Ключевского соседствовали с именами, о которых Демид и не слыхивал. Лишь мельком скользнув взглядом по полкам, Дема увидел десятки книг о русских обрядах, суевериях, языческих
