Верила, что ты можешь меня спасти. А теперь… – Яна зло сверкнула глазами. – Два дня трахаемся здесь, как кролики, дурака валяем. По-моему, тебя больше ничего не интересует. Ты получил то, что хотел. Ты ведь хотел только этого, да, fuckin' man? Ты ничего уже больше не делаешь. Плевать тебе, что будет со мной дальше!
– Извини… – Демид попытался обнять девушку, но та холодно отстранилась. – Никакого злого умысла с моей стороны не было. Как ты могла такое подумать? Ну да, я потерял голову. Я… Люблю тебя, Яна. Мне совсем не просто сказать эти слова. Но это правда. Я тебя люблю.
– Не надо громких слов! Люблю, не люблю… – визгливый истерический оттенок появился в голосе Яны. – Ты просто используешь меня! Как вещь!
Демид ошарашенно замолчал. В голове его зазвенело словно после хорошей оплеухи. Он не мог представить, что можно услышать такое от Яны. Его Яны, милой, нежной и доброй.
– Яна, успокойся, пожалуйста! Ты просто устала. Ложись спать. Тебе надо хорошенько выспаться.
Янка фыркнула почти с ненавистью, и повернулась лицом к стене, с головой накрывшись одеялом. Демид осторожно опустился рядом.
Он никак не мог заснуть.
Ему было очень грустно.
Было тоскливо так, что хоть на стену лезь.
Он был взрослым человеком, реально воспринимающим этот мир. Может быть, даже слишком реально – практично, а порою и цинично. И, конечно, несмотря на это, он уже успел построить за два дня свой замок иллюзий. Такое случается с людьми, которые вынуждены думать о том, доживут ли они до завтрашнего дня. Вынуждены просчитывать каждый свой шаг, каждое слово. Некуда таким людям убежать. Они могут спрятаться только в самих себя. Выстроить внутри себя мирок, благоухающий цветами.
В мирке Демы не было долларов, виллы в Канаде, богатого папаши-миллионера и свадебной процессии на Роллс-Ройсах. Деньги, по большому счету, его не интересовали. За свою жизнь он слишком много заработал и потерял денег, чтобы включать их в список жизненно необходимых предметов.
В мирке Демида было только одно. Точнее, только одна – Яна.
Может быть, он действительно любил ее?
Во всяком случае, он не мог не думать о ней. Не мог не мечтать о ней. Это было неприятно – быть зависимым от кого-то. Но в этом было и мучительное наслаждение – быть зависимым от нее. Только от нее. От единственной, для которой он готов был сделать исключение.
И все это было напрасно.
Или нет?
Демид не привык просто так отдавать то, что принадлежало ему. А Яна была тем, что должно принадлежать только ему…
С этой мыслью он и заснул.
И проснулся от боли.
Что-то ползало между его ног – голодное, шершавое, суетливое. Что-то царапало его кожу, перебирало членистыми суставами как огромное насекомое.
Вдруг он понял, что это рука. Человеческая рука. Или почти человеческая. Ищет что-то,
