А оно у нас есть? Нам что есть куда отступать? Обри, напомни им про "границы Освенцима", не молчи. Почему их не бомбят? Почему мы не бомбим Каир?
Даян: Какой нахрен Каир! Переправу бы разбомбить.
Элазар: Да послушай же! Наша авиация наткнулась на плотный зенитный огонь. Все их существенные объекты плотно прикрыты зенитными батареями. Мы уже потеряли несколько самолетов.
Голда: А как же вал? Этот хваленый вал?
Элазар: Сообщения противоречивы…
Голда: Ты уже это говорил.
Элазар: В общем, похоже вала больше нет.
Голда: И это все что вы мне можете сказать? Я не верю, не верю! Этого нет, ничего этого нет! Скажите мне, что все это шутка! (истерика) Боже мой, пусть мне скажут что все это неправда.
Даян: Накапайте ей валерианки, что ли.
Голда: А-а-а-а!! (раскачивается)
Элазар: Когда наша соседка так закатывалась, муж ее с размаху хлестал по физиономии. Это помогало безотказно.
Даян: У кого рука покрепче, заехать Премьеру по лицу?
Абба: Я женщин не бью.
Голда: Сволочи, какие вы все сволочи.
Элазар: Ну вот, обошлось без рукоприкладства.
Голда: Моя бы воля я бы вас всех расстреляла у ближайшей стенки, а одноглазого повесила бы за яйца.
Даян: А мне за что такие привилегии?
Абба: Голда, угомонись. Может стоит вначале успокоиться?
Голда: Заткнись! Ты тут вообще случайно. А вот ты, Моше, не молчи. Ты же никогда не молчал. Что с тобой? Скажи, наконец, что-нибудь!
Даян выходит на авансцену
Даян: Вам когда-либо снился сон в котором ты не можешь двинуться, пошевелить рукой, сделать что-либо? Тягучее, отвратительное бессилие. Ох, как это страшно. Можно не боятся пуль, снарядов, можно смело идти в атаку на врагов, на политических противников, на бюрократию, наконец. Но эта невозможность действия когда от тебя ничего не зависит и ты бессилен, связан невидимыми путами. Страшно. Страшно. А ведь ты всегда был уверен, что все в твоих руках. Нет, говорил ты себе, я не сверхчеловек, но где-то там, в глубинах подсознания ты верил, что ты можешь многое . Конечно, ты не можешь повернуть ход светил как Иисус Навин. Ты даже не можешь заставить этого жида Киссинджера повернуться к нам лицом, а не жопой. Но какое-то свое "все" было всегда в твоей власти… Было до сегодняшнего дня, когда ты застрял в этом тягучем, обессиливающем подобии сна. Когда твое чуство уверенности в себе тебя подло обмануло, провело как фраера, как последнего лоха из Касриловки. Проснуться, надо немедленно проснуться. Надо на фронт, там где стреляют. Под бомбежку, под артобстрел, поправить нервы. Только один разрыв шестидюймового рядом, комья земли, бьющие по спине, радостное ощущение того, что опять пронесло, опять ты обманул смерть, и все снова встанет на место. Ты опять обретешь потерянную уверенность, опять обретешь себя. На фронт, да, на фронт.
Комната управления
Голда: (Даяну) Ты! Да – ты! Я к тебе обращаюсь. Не вздумай сбежать на позиции. Ты мне нужен здесь.
Даян:
