бывает… Я, например, два раза видел мертвецов. Людей похоронили, а через некоторое время я с ними общался. Помню, оробел, не смог сказать: «Мы же тебя похоронили». Может, у них хобби такое – померать регулярно.
Заело там, что ли, или вообще сломалось, но «вагнер» прошел открытые наполовину ворота и, я это знал, уже вовсю наяривает по спецканалам лихим шепотом, обрисовывая ход событий. С этим я ничего не мог поделать, на экстремальные ситуации моя власть над машиной не распространялась. И это означало, что и без того липовая секретность нашей операции накрылась медным полированным тазом, который у бабушки под рукомойником стоит. Буль-буль, капает водица, бьется о медь, не жалея себя, напоминает об утекшей вдаль безмятежности детства.
Из нашего тоннеля мы вышли. Но мне почему-то подумалось, что это были еще не роды, так, репетиция. Я огляделся вокруг. «Вагнер» выпустил из-под брюха колесики, стал на рельсы, и теперь мы мчались по настоящей, вполне официальной, линии «Метро-2». Я-то мчался, но призадумался. Реальность, она ведь живая, она говорящая. О чем говорил этот, столь редкий, технический «затык» в нашем тоннеле? О том, что дальше нельзя? Или о том, что как раз дальше и надо?
Глава 4
Стоит ли рассказывать о том, как я делаю выбор между «нельзя» и «надо»? Правильно, никак не делаю. Надо, значит надо.
– Ну-ка, Юра, – обратился я в Семенову, – что там у тебя на этого нового кадра. Ты, надеюсь, не думаешь, что он в самом деле Оператор?
«Метро-2» было старой, изрядно обветшавшей, штуковиной, но Семенову здесь дышалось явно легче, чем в нашем модернистском, супернадежном, безаварийном и безопасном тоннеле. Да уж… А еще дело было в том, что скудное освещение метро от нас не зависело, оно наверняка включалось древним рубильником с эбонитовой ручкой размером с черенок от лопаты. Старые лампы типа «колхозник» отнюдь не поражали воображение ни дизайном, ни силой света, но благодаря скорости нашего продвижения по тоннелю их было достаточно. Стены вспыхивали пятнами, потом гасли, словно метро пыталось нам что-то простучать морзянкой. Все это добро мало зависело от крутой автоматики, что в нашем случае почему-то успокаивало не только Семенова. Он обернулся ко мне и принялся за рассказ.
– Я не верю, что он Оператор, аватаром спустившийся в свое творение. Более того – и вы об этом знаете, Сергей Савельевич – я вообще ни во что не верю. Я не верующий, я искатель. Однако, в последнее время кое-где наблюдается интересная активность, которую я, как искатель, обязан «провентилировать»… кажется, так говорили в Советском Союзе?
И Семенов с остроумной улыбкой склонил голову в мою сторону – ну, как я сказал? Молодой Семенов любил меня расспрашивать про старые времена, но я не всегда любил ему отвечать. Психологом мой аналитик был никаким, и редко когда подмечал – о чем с начальником сейчас можно, а о чем нельзя. Так что, остроумие на лице Семенова продержалось секунды четыре, а потом угасло, не подкрепленное моим ответом.
– Программист не может налить кофейку персонажу, – упрямо сказал я.
– Не
