посторонней помощи. А это так много – сокращать расстояния одному!
Хорошо все-таки, что я прошла по небу! Есть с чем сравнить.
Наступало утро.
Подул легкий, чуть прохладный ветерок, и мы с Саэлем простились. На своей щеке я еле почувствовала прикосновение цветочных лепестков, и откуда-то долетел тонкий запах только что распустившегося садового жасмина.
Я открыла глаза, начал визгливо звенеть будильник, и мне надо было собираться на работу. Интересно, подумала я, а Саэль видел мой дом? Наверное, ему это просто неинтересно. Действительно, зачем в счастье знать о стенах и квадратных метрах?
Право на тишину
Если бы спросили, с чем или кем у меня ассоциируется наш город, я бы ответила: с измученной жизнью женщиной, которая тащит громадные авоськи и ей никто не помогает.
Здесь обычные люди, они живут своими маленькими мирками, не пытаясь что-то изменить. Они очень просты и, может быть, даже счастливы. Ну почему, почему я не такая? Что я ищу?
О нет! Я забыла, что еще есть яркие личности, прошедшие все мыслимые и немыслимые испытания, они напоминают миниатюрные солнца, вокруг них всегда светло и тепло. Но они чужие. Чужие!
Заметила, в нашем городе, когда кто-то умирает, даже собаки не воют, как, например, это бывает в средней полосе России или в Украине. Широкие улицы совсем не украшают искусственные клумбы из ноготков и астр. «Бежать, бежать отсюда!» – кричала мысленно я – и не находила в себе ни сил, ни желания.
Я не сдавалась, заставляла свое воображение работать. Сначала вяло рождались идеи, планы, а после – медленно клонило ко сну. Но и сны не радовали ни яркостью, ни содержанием. Казалось, проваливаюсь в болото.
Я слышала бой барабанов из далеких веков, звук которых порой перебивал тамтам, так повторялось несколько раз, потом все перерождалось в шум прибоя и визгливые крики перепуганных чаек. Внезапно становилось тихо, передо мной оказывалась речная гладь, и я начинала в нее медленно входить. Я явственно ощущала, как вода лижет пятки, затем она добиралась до щиколотки, вот уже – по колено.
Секунда – и она по пояс, еще секунда – по плечи, по шею. Вот уже ледяная веревка меня сдавливает. Я пробую кричать, но вместо крика рождается тяжелый грудной вздох – и просыпаюсь в холодном поту…
Это дневные сны, а с ночными все выходило по-другому. Их свет озарял мою жизнь и душу. И иногда мне даже казалось, что вокруг меня образуется радужное пространство, где щебечут птицы, светит солнце, и начинают зацветать хорошо убранные молодые виноградники.
В такие минуты я была счастлива. Но когда я встречалась с друзьями или коллегами и начинала чувствовать их миры – холода и отчаяния, и немножко добра, часто показного, предписанного какими-то законами, непонятными мне. А иногда даже чувствовала сострадание и соучастие к себе, это выглядело довольно странно, но искренне – я была невероятно больна и одинока.
Моя душа то и дело норовила ускользнуть. Вывод приходил обычно такой: в мире я не приобрела ничего.
