элементы в израильском обществе. Гаст в переводе с немецкого означает «гость», арбайтер – «работник». Поработали в гостях, набили мошну – и шабаш, на родину, покупать или ремонтировать квартиру, строить дом, одевать жену и детей. А потом, через год-два, может, вернутся еще подзаработать: гражданство-то есть, легко и без проблем полученное ввиду «права на репатриацию». Я понимал, что уже никогда не стану таким, как они, что в фундамент моего дома в этой стране уже полился бетон из огромной цистерны с надписью «любовь к государству, в котором ты живешь». Уж не знаю, действительно ли это был пресловутый зов еврейской крови, тяга избранного народа к своей земле или просто качественная промывка мозгов, не только со стороны еврейского агенства, но и собственного производства, самопромывка, так сказать.
Волна злости на этих недостойных Израиля гастарбайтеров с бешеной скоростью накрыла меня с головой. Я резко повернулся на кровати, чтобы высказать своему соседу все, что крутилось в моей голове и относилось к нему и таким, как он, но дяди Мыколы в комнате уже не было. Наверное, неслышно выскользнув за дверь, пошел покурить в беседку. Что-то мешало мне лежать, я привстал, сунул руку под свой левый бок и вытащил… полураздавленную шоколадку в смятой обертке. Волна схлынула. Остался только Данила Пучков, сидящий на кровати в комнате беер-шевского общежития с шоколадкой в руке. И в носу у него подозрительно щипало.
Где-то глубоко внутри я, конечно, понимал, что долго такая относительно беззаботная жизнь продолжаться не может, однако до поры до времени гнал от себя эти мысли. Хотелось наслаждаться новой жизнью, не думая о всяких пустяках, но… Деньги, выданные государством, рано или поздно должны были закончиться, пусть за общежитие я и платил копейки, стараясь при этом ограничивать себя в «шопинге» (хотя безумно хотелось ходить и покупать, покупать, покупать…). Типичный синдром советского гражданина, попавшего за границу. Единственная дорогая покупка, которую я смог себе позволить, – это дисковый mp3-плеер Lenco, с прозрачным оранжевым окошечком сверху и божественным, как мне, никогда не имевшему ничего круче магнитофона «Электроника», тогда казалось, звучанием. Кстати, серые наушники Panasonic с поролоновыми накладками пришлось покупать отдельно, от маленьких кусочков пластика, засовываемых прямо в ушные раковины, последние начинали болеть буквально через десять минут. Нежными они у меня оказались. В том же магазине я купил несколько чистых дисков, а в «русском» (то есть с русскими продавцами, привозимыми из стран СНГ товарами и русским владельцем) магазине неподалеку взял красивую бутылку с содержимым вишневого цвета. Стоила она, кстати, столько же, сколько и наушники: для провинциальной России заоблачно, для Израиля прилично. Со всем этим, ну, и плюс еще с замирающим сердцем, я поднялся на четвертый этаж и постучал в обклеенную различными стикерами дверь долгожителей нашей общаги. Уток.
Никто, в том числе, кажется, и сами Утки, уже не помнили, почему их прозвищем стали именно эти пернатые, но если вы хотели назвать всех троих обитателей комнаты номер 421 одним словом – обязательно вспоминали
