библиотекарь, я и моторист с начальником клуба. Чокнулись, пожелали мне хорошей дороги и удачной службы на новом месте. Я уезжал пока один. Прощание с младшей Катей было грустным. Она была для меня отрадой и мимолетным счастьем в моей солдатской судьбе.
Сбор отправляемых из части начался в восемь часов утра на плацу около клуба. Неразбериха была полная. То «Стройся!», то «Разойдись!», переклички, проверки. Начальники суетятся, читают какие – то бумаги, кого-то ищут, кого-то ругают. Все чего-то или кого-то ждут.
Провожать меня вышла одна Катя. Невысокая, стройненькая она стояла поодаль под деревом около клуба. Такой она мне и запомнилась. С запоздалой благодарностью и с горькой слезой упрека самому себе запомнилась мне эта славная милая девушка. Это был первый урок непоправимости случаев равнодушия и небрежения к тому, что теряешь навеки.
Часа через полтора команда отправляемых из части солдат двинулась на станцию Хоботово. Двинулась к новому месту службы, к новой жизни, к новой судьбе. Ровно два года назад минометный батальон, в котором я начал свою военную службу из Мичуринска походным маршем в тридцать километров прибыл в этот лес для продолжения воинской службы. Я хорошо запомнил тот день. Построение было назначено на 8 часов утра. Батальон повзводно становился в строй на шоссе перед зданием школы. Было солнечное майское утро. Шел сорок четвертый год. Батальон навсегда покидал Мичуринск. Нельзя сказать, что родным домом было для нас пустующее школьное здание, где прошли первых два месяца службы для молодых солдат, но всегда немного грустно покидать обжитое место. И хотя война приучила: к постоянным перемещениям и к неустроенности бытия, а все равно сердце тревожилось – опять поход, опять к новому пристанищу и по-прежнему не известно то место, которое станет для тебя новым домом. Но, кроме малой тревоги и грусти, была еще в сердце и молодая веселая бодрость, и ожидание увидеть то, где ты еще не был и незамутненно грела душу надежда на что-то хорошее и еще не испытанное. Светило солнце и омытая ночным дождиком зелень травы и деревьев была яркой и свежей, и сияли трубы духового оркестра. Была подана команда к началу марша, грянул оркестр. Женщины в толпе провожающих подносили к глазам беленькие платочки. Это было правильно. Женщины всегда должны слезой провожать строевым шагом покидающих город солдат. Особенно во время войны.
Все это было два года назад… А теперь все было буднично и просто. Ни оркестра, ни провожающих женщин, – ничего не было. Одна моя Катя стояла под деревом и смотрела мне вслед.
До станции Хоботово было всего около восьми километров и мы быстро прошли это расстояние. Поезд с несколькими товарными вагонами для солдат задержался часа на два. Когда погрузились, сказали, что поезд идет на Москву. Ехали двое суток, в вагоне не было нар, спали на голом полу. Лежать было неловко и тесно. Я пристроился на скамье у раздвижной двери вагона, откуда шла свежая струя воздуха, но спать на таком узком ложе было трудно.
