материала. Удивительно, откуда выплыли абсурдные сведения о владении отцом до революции каким-то прядильным заводом. Двадцати одного года, в 1913 году отец был призван в армию и до самой Октябрьской революции был на фронте, в боевых частях действующей русской армии, был ранен, лечился в госпитале, откуда и был демобилизован, как инвалид войны. Когда же это он успел заделаться владельцем какого-то завода? Если предположить, что дед мой имел завод и передал его отцу, то это абсолютный абсурд. Дедушка мой, прослуживший царю и Отечеству добрых два десятка лет рядовым солдатом в русской армии, умер в городской богадельне в то время, когда трое его сыновей были на фронтах Первой мировой войны. Как же хлопотал замполит майор Шипулин, чтобы закопать меня, а может быть и моего отца! Не вышло! Хотя я не понимал, почему не вышло – при Сталине с помощью майоров Шипулиных людей убивали, как мух. Если немного отвлечься, то с уверенностью можно сказать, что ни один самый жестокий правитель государства за всю историю цивилизации не уничтожил столько собственного народа, как это сделал Сталин с помощью Шипулиных и иже с ними. Я не понимал, почему я тогда уцелел. Видимо КГБ имело на меня другие виды, что в скором времени и осуществилось.
Майор Шипулин, когда до него дошло, что мне два месяца подряд закрывали наряд на стройке на 200 процентов, сделал серьезное внушение командиру роты:
– Нам не интересно, чтобы одному Мосягину закрывали наряды на 200 процентов! Пусть он добивается, чтобы его отделение выполняло такую норму. Ишь, пристроился!
Очень хотелось майору заставить меня таскать песок и щебенку на пятый этаж, ведь мое отделение в то время по назначению было отделением разнорабочих.
Размеренно и монотонно пошла моя служба, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Подъём в 7.00, отбой в 22.00, рабочий день девять с половиной часов. После скудного завтрака звучит команда помковзвода, старшего сержанта Феди Исаченкова: «Выходи строиться!» и взвод отправляется достраивать пятиэтажный дом на Красноказарменной улице. Командиром взвода был только что выпущенный из училища лейтенант Ситников. Этот замечательный молодой человек, мой ровесник был воплощением человечности и порядочности. За все то время, что я служил в его взводе, не было случая, чтобы он хотя раз накричал на какого-нибудь солдата, объявил кому-нибудь наряд вне очереди, или того хуже, посадил кого-нибудь на «губу». Не по годам серьезный и спокойный, он так командовал взводом, что вроде бы и совсем не командовал, а между тем, все у него во взводе было в порядке, дисциплинарных нарушений не было, на стройках его подчиненные работали так, что никаких нареканий со стороны гражданского начальства не случалось.
Своим солдатам он говорил:
– Я не против того, чтобы в выходной день всех вас отпустить в увольнение, хотя бы и весь взвод. Но мне же этого не позволят, вы сами это понимаете. Поэтому давайте так: договаривайтесь сами, кому и когда ходить в увольнение.
Я был особо благодарен лейтенанту
