Один был черноглазый, смуглый здоровяк с открытой улыбкой, в хорошем кителе и пилоткой в руке, а другой – маленький, с нездоровым цветом лица, в старой шинели без пояса и без хлястика, в пилотке, натянутой на уши опущенными вниз крыльями.
– Buongiorno[2], мама! – широко улыбаясь, приветствовал Ксению Фёдоровну высокий солдат.
– Здравствуйте, – проговорила Ксения Фёдоровна и, выкрутив тряпку, положила её рядом с огромными жёлтыми ботинками солдат.
– Grazie, спасибо, мама! – живо откликнулся высокий солдат, в то время как его товарищ безучастно смотрел на Ксению Фёдоровну и молчал.
Солдаты старательно вытерли ноги и прошли в дом. Низкорослый солдат остался на кухне у порога, а высокий прошёл дальше. Ксения Фёдоровна тоже осталась на кухне и слышала, как высокий солдат поздоровался с Юрой, что-то говорил ему по-итальянски, смеялся. Ксения Фёдоровна не испытывала ни чувства страха, ни беспокойства, ей было просто неловко от своей неприветливости и скованности. Но по-другому отнестись к своим незваным гостям она не могла.
– Садитесь, – указала она на табурет оставшемуся на кухне с ол дат у.
Он сел, опустив голову, молча и безучастно глядя себе под ноги. А в другой комнате высокий солдат говорил Юре:
– Io pitoro, capito! Pitoro![3] – и постукивал себя ладонью по груди.
– Не понимаю, – отвечал Юра. – Мы в школе немецкий учили, а по-итальянски я не понимаю.
Юре было не страшно, ему даже нравился этот весёлый шумный итальянец, так забавно пытавшийся что-то ему объяснить.
– Rafael – pitoro! Michelangelo – pitoro![4] – горячился солдат.
– А-а, Рафаэль! Знаю – художник. Микеланджело тоже знаю. – Юра поспешил вытащить из этажерки папку с репродукциями и показал солдату лист с изображением головы Давида.
Солдат обрадовался. Указывая пальцем на репродукцию, он блестел глазами и улыбался.
– Michelangelo – pitoro, – сказал он и, указывая пальцем себе в грудь, веско заявил. – Io pitoro. Capito?
– Вы художник, – догадался Юра.
– Si[5], худо-ж-ник. Pitoro! – возликовал итальянец, жестикулируя правой рукой, словно в ней была кисть.
Он взял из рук Юры репродукцию и поставил её на верхнюю полку этажерки, для чего ему пришлось отодвинуть в сторону собачку с задранным вверх хвостиком и маленького ослика. На собаку он сказал, что она mezzo coda[6], а на ослика – asino[7]. Он потрепал Юру по плечу и вышел на кухню. Его товарищ уже поднялся с табуретки и стоял у двери рядом с Ксенией Фёдоровной.
– Andiamo al bazar[8], – бросил ему высокий солдат.
Потом он осторожно взял Ксению Фёдоровну за руку, чуть-чуть пожал её и с белозубой улыбкой сказал:
– Arrivederci[9], мама.
Закрывая за собой дверь, он обернулся и, заметив в углу иконы, посерьёзнел и почтительно проговорил:
«Доброе утро» (итал.). – Прим. ред.
«Я художник, понимаешь! Художник!» (итал.). – Прим. ред.
«Рафаэль – художник! Микеланджело – художник!» (итал.). – Прим. ред.
«Да» (итал.). – Прим. ред.
«Куцехвостая» (итал.). – Прим. ред.
«Осёл» (итал.). – Прим. ред.
«Пошли на базар» (итал.). – Прим. ред.
«Увидимся» (итал.). – Прим. ред.
