ерехватывает дыхание, и Евгения боится, что открой она сейчас рот, оттуда вылетит лишь задавленный писк. Она идёт на кухню, мелкими глотками выпивает полстакана воды – рука у неё дрожит. И почти бегом возвращается в комнату.
– Причина в том, – выпаливает она, – что ты заставил меня чувствовать себя шлюхой!
– Чувствовать или быть? – спокойно уточняет он и подчеркнуто внимательно смотрит на балконную дверь, будто ожидает, что из неё выйдет высший судия и испепелит неверную жену.
Евгения садится в кресло и опускает глаза, чтобы "любимый муж Аркадий" не увидел плещущей в них ненависти: да, она ненавидит его! Он, как всегда, не понимает её молчания. Решил, что она уже раскаялась и потому охотно менторствует:
– Ты насмотрелась дешевой американской порнухи и думаешь, будто жизнь – сплошной секс, а сексуально озабоченная женщина не может быть ни хорошей женой, ни матерью! Где Никита? Опять у бабули? Чтобы развязать руки мамуле?!
Что он говорит? Во всём обвиняет ее? И то, что она не спит по ночам, а тело её напрасно томится, значит лишь, что она просто похотливая сучка?! А то, что у неё в организме все разладилось, и она стала раздражительной при её прежде веселом и легком характере?
Аркадию сорок шесть лет. Он на десять лет её старше. Интимные отношения между ними бывают не чаще одного раза в месяц. А когда у Аркадия как-то были неприятности по работе, они не жили как муж и жена больше полугода…
Неужели, в тридцать шесть лет её жизнь уже кончилась? Неужели, как женщина она больше не может вызывать желание? Почему-то всё её естество протестует против этого!
Евгения всегда за собой следит: это у них в роду, всё женщины такие. Наверное, умирать будет, попросит, чтобы ей в гробу подкрасили губы… Так вот, тогда, в те злосчастные полгода, она превзошла саму себя – на какие только ухищрения не пускалась! И туалетную воду подбирала особую. Может, думала, на запах среагирует? И спать ложилась обнажённой! И будить его пыталась – он ведь засыпал, её не дожидаясь. Всё напрасно!
Она ехала в автобусе домой и вспоминала эти свои бесплодные попытки, и жарко краснела при мысли, что она так унижалась ради… Собственно, ради чего? Ради удовольствия?
Её тело. Вот что двигало ею. Это тело не хотело – почти стих! – не хотело подчиняться мысли, что как женщина она уже кончилась. Оно чего-то там хотело, это странное тело! Хотело дарить себя. Отдавать! Радость обладания! Какие красивые слова. А у неё не было радости. Просто она неинтересна, как женщина, так ей казалось!
Вот в эту самую минуту кто-то и сказал ей в ухо:
– Девушка!
Она вздрогнула от неожиданности – обычно так её называли, в основном, в очереди – и обернулась, какой-то мужчина невидный, рыжий, одного с нею роста положил руку рядом на поручень и улыбался ей так, будто они – давние знакомые.
– Мы ходили в один детсад? – неприязненно спросила она; Евгения не имела привычки знакомиться в транспорте и обычно, почувствовав её нежелание, мужчины оставляли свои попытки. Другие, но не этот. Этот лишь спокойно сказал:
– Нет, мы живем в соседних домах. Обычно я молча любуюсь вашим лицом, но сегодня вы так ожесточённо воюете сама с собой, что я решил вас окликнуть, дабы не допустить кровопролития.
"Ишь, как складно чешет!" – недовольно отметила она про себя, но на прежних мыслях сосредоточиться уже не смогла и вынуждена была слушать этого… соседа!
– Какая вы, однако, пристрастная!
– Что? – она не поверила своим ушам.
– Вы меня совсем не знаете, а уже не любите!
– А я должна вас любить?
– По крайней мере, могли бы заинтересоваться: во мне уйма достоинств!
Автобус остановился. "Из-за этого приставалы я чуть не пропустила свою остановку!" Она выскочила, но он уже стоял на остановке и протягивал ей руку. Чтобы не выглядеть законченной стервозой, Евгения оперлась на неё, но тут же быстрым шагом направилась в сторону дома.
– У вас дома дети? – спросил он, приноравливаясь к её бегу.
– Нет! – она резко остановилась (Аркадий таки прав: и в тот день Никита был у бабушки). – Привычка – всегда мчаться домой.
– Наверное, вы на бегу и не заметили, что наступила весна? – спросил он и протянул ей букетик ландышей. – Может быть, немного погуляем?
Евгения мысленно пробежала, как по клавишам: в холодильнике – борщ, плов, компот, муж придёт не раньше восьми. И правда, куда она так мчится? К телевизору? Что будет плохого, если она немного прогуляется? На самом-то деле, весна!
– Ландыши! – она несколько растерянно понюхала букет. – Разве уже расцвели ландыши?
– Конечно, – удивился он, – конец апреля!
– Вы
