style="font-size:15px;"> – Ну, можно… – В моем животе заурчало, сигнализируя о сильном голоде. Я подумал о холодном грибном супе, и меня замутило.
Джон показывал дорогу. Если в Ричмонде кто-то говорит «река», то под этим всегда подразумевается Темза, широкая серо-зеленая полоса воды, скользящая через весь Лондон. Лишь Джон подразумевал Беверли Брук, ручей, струившийся через Ричмонд-Парк. И как слово «река» звучало слишком громко для этого ручья, так и слово «парк», казалось, не дотягивало до Ричмонд-Парка, который был куда больше, чем два футбольных поля с качелями, и на самом деле представлял собой полноценные охотничьи угодья семнадцатого века со всеми прилагавшимися оленями, втиснутыми в квадратную милю леса и полей посередине хаоса большого города.
У ворот со стороны Уэссекс-Роуд, ведущих в парк, я почувствовал себя так скверно, словно чья-то рука перекрутила мне все внутренности. Прежде чем я опомнился, я схватился одной рукой за железные прутья забора. Меня рвало и рвало, кислота разъедала мне горло, слюни забрызгивали основание воротного столба.
– Черт, ты и правда болен! – отдернулся Джон.
– Я в порядке. – Я распрямился. Чувствовал я себя отвратительно, изо рта текла слюна, руки тряслись. И пусть потом не говорят, что я не умею произвести первое впечатление на даму. – Пойдем.
Мы дошли до грязного берега по лесистой тропе. Было так темно, что я с трудом различал деревья. Без вездесущего лондонского освещения было бы невозможно даже просто идти по тропинке. Я брел за ними, дрожа от стреляющей боли в длинных костях моих ног. Поразительно, насколько сложнее отмахнуться от дискомфорта, когда кто-то говорит, что это не «тело растет», а «лейкемия». Миа шла впереди за Джоном, и время от времени они тихо переговаривались. Я все-таки еще не до конца проснулся, и их неразборчивые слова пролетали мимо моих ушей.
– Это ручей? – Казалось, что несколько черных ярдов воды между нами и кустами на противоположном берегу не произвели на нее никакого впечатления.
– В Америке они бы сказали, что это речушка. – Джон ездил в Штаты прошлым и позапрошлым летом. Возможно, он даже не подозревал, насколько часто он упоминал об этом факте в любом разговоре. Он снова порылся в кармане своего плаща и вытащил то, что было похоже на старую сигарету.
– Ты же не куришь, – сказал я.
– Это травка, мужик. – Джон говорил, как пафосный мальчик, безуспешно пытавшийся изобразить из себя растамана.
– Я думал, ты шутишь. – Слова словно сами слетели с моих губ, прежде чем я осознал, сколько возможностей произвести впечатление на единственную известную мне девушку я бездарно упустил.
– А Элтон?…
– Не глупи, – фыркнул Джон.
– Папа Элтона его убил бы, если бы он только прикоснулся к травке, – улыбнулась Миа. – Да и мама тоже. И его братья. Джон купил ее у меня. Я знаю одного парня. – Она пожала плечами.
– У меня… нет зажигалки. – Джон похлопал себя по груди, словно зажигалка или спички всегда
