заплакали, они понимали, что их увозят далеко от Родины, от их навсегда уже потерянных детей и родных.
– Молчать! В машины! – буйствовал переводчик, и их спешно начали заталкивать в машины. Офицер молча смотрел на эту сцену и на Аню, стоящую в первом ряду. Она боялась на него посмотреть, и только, когда её пихнули к борту машины, она подняла на него глаза, цепляясь этим взглядом за последнюю надежду остаться на Родине. Офицер сказал что-то переводчику, тот подбежал к Ане и оттолкнул её в сторону от машины. Под крики и плач машины двинулись со двора в сторону железнодорожной станции. Аня стояла в углу двора, как затравленный зверёк, смотря на фашистов. Офицер подошел к ней и тихо сказал:
– Извини меня за всё. Я был вчера зверь. Я не такой. Иди домой.
Он кивнул автоматчику, и тот стал рядом с Аней. Она не верила своим ушам. Враг её пожалел, отпустил домой? Она сделала несколько неуверенных шагов со двора школы, но её никто не остановил, она пошла быстрее, автоматчик шаг в шаг шёл за ней, пока она не открыла дверь своего дома. Закрыв дверь, она опёрлась на нее спиной с обратной стороны, не веря своему освобождению, и заплакала, молча глотая слезы. Подбежала к окну и увидела, как автоматчик уходит со двора. Аня бросилась в ванную, включила холодную воду и мылась, мылась долго, пытаясь смыть с себя позор, грязь, прошлое, всё, что она пережила за эти два дня. Проверила, заперты ли окна и двери, задёрнула занавески и провалилась в глубокий сон.
Сколько она проспала, она не знала, но уже вечерело. Она с трудом села на постели, и мысли набросились на неё, словно волки: «Что делать? Бежать? Куда? Почему он меня пожалел? Он найдёт меня? Что делать?» Она сжала руками голову, ей казалось, что голова разорвётся от неразрешимых вопросов. В дверь постучали. Она замерла, она испугалась. «Спрячусь. Найдут. Опять арестуют, опять будут насиловать. Не переживу. Кто это?» – думала она. Стук повторился.
– Аня! Это Альберт. Открой.
«Кто это Альберт? Плохой русский с немецким акцентом», – подумала Аня. Она подкралась к окну и увидела изнасиловавшего её офицера. «Что делать? Не открою, взломает дверь, будет ещё хуже», – подумала она и резко открыла замок.
– Что вам нужно? Я не приняла ваших извинений. Я не хочу вас видеть!
Альберт вошел в дом.
– Извини меня. Я – дрянь, я был пьян, я не знаю, как я так мог. Я не такой, как ты обо мне думаешь. Извини.
У Ани расширились глаза, когда она увидела, что он становится перед ней на колени. Он на плохом русском рассказывал ей о себе, о своей семье, как попал на войну, как ошибался в оценке славян, как он мучится тем, что так поступил с Аней, как не может о ней не думать, как хочет помочь ей выжить, что она должна работать в комендатуре, иначе её угонят в Германию, как только его переведут в другой город. Она что-то понимала, что-то нет, но поняла, что плохого он ей уже не сделает и у неё нет другого выхода, чем его
