с тем безучастны.Ноздри щекочет запах травы,
Пахнут снега весною.
Все наши боги давно мертвы.
Впрочем, как мы с тобою.
Февральский страж
Ещё февраль не перечёркнут
И не заточен карандаш.
Перебираю жизни чётки
И жду тебя, февральский страж.
Мне выпадают неслучайно
Трефовый туз и дама пик.
Твоё полночное молчанье
По децибелам, словно крик.
И я кричу, но ртом закрытым,
Тебя пытаясь отыскать.
Так жеребенок бьёт копытом
Нетерпеливо, видя мать.
И припадая к ней, голодный,
С последней каплей молока,
От пут невидимых свободный,
Легко взлетает в облака.
И там, вверху, где бархат ночи
Звезды упавшей режет сталь,
Мой год становится короче.
И начинается февраль.
Хрупкая прозрачность ноября
Мне хрупкая прозрачность ноября
Напоминает бабушкину вазу,
Чьи трещинки, невидимые глазу,
Как паутинки в капле янтаря.
Стекло её легко меняет цвет —
Желтеет, словно листья старых клёнов,
Мерцает то лиловым, то зелёным,
Как только что подаренный букет.
Так и ноябрь – не осень, не зима,
Таинственный сосуд почти наполнен,
И только ваза старая напомнит,
Что жизнь – как год – к концу идёт сама.
Поэтам
Душевный строй поэта располагает к катастрофе.
О. Мандельштам
Вам кажутся поэты чудаками,
Безумцами, что словом режут ночь
И звёзды выковыривают прочь
Из решета небесного над нами,
Чтобы бросать их в моря глубину —
Пусть светят там русалкам и дельфинам,
Чьи запятыми выгнутые спины,
Как рукопись, царапают волну.
Вам кажутся лентяями поэты —
Сиди, пиши, бумажками шурша.
Не видно глазу, как болит душа,
Разорвана, растоптана, раздета,
До тонких синих вен обнажена.
И что из раны лунный свет струится,
Чтоб вылететь не словом – робкой птицей,
И, как звезда, достичь морского дна.
А рифмы настроенью не подвластны,
И жизни смысл в чередованьи строф,
В предчувствии извечном катастроф.
И в сочетаньи безударных гласных
Мне видится какой-то высший знак.
И тянется рука к клавиатуре,
Чтоб вы мои стихи перелистнули
И вновь сказали: «Ну какой чудак!»
Ненаписанные стихи
Не пишется. Бумагу рвёт перо
Чернила сохнут, не успев коснуться
листа, оставить след. Разбилось блюдце
любимое, что треснуло давно.
Не дышится. Нет воздуха. Вокруг
расплавленное, выжженное
