еского осаждения (со слоем олова толщиной 0,34-1,56 мкм).
Жесть без защитного покрытия из олова называется нелужёной, или чёрной.
Жесть! – выражение из молодёжного жаргона начала XXI века, выражающее сильную оценочную эмоцию (положительную или отрицательную в зависимости от контекста) по отношению к предмету высказывания.
Баррель (англ. barrel – бочка) – мера объёма сыпучих веществ и жидкостей, равная «бочке». Используется для измерения объёма в экономических расчётах, в биржевой и оптовой торговле.
Для наиболее часто употребляемого в мире понятия барреля (а именно, для нефти) имеется особая мера – американский нефтяной баррель – единица измерения объёма нефти, равная 42 галлонам или 158,988 литрам. Международное обозначение: bbls. На мировом рынке нефти (в отличие от внутрироссийского, где нефть продаётся тоннами) баррель используется в качестве основной единицы измерения, и цена на основные мировые марки нефти устанавливается в долларах за баррель.
Глава 1
Баррели, живые и мёртвые
Сам не могу понять, почему я до сих пор не выдрал эту хрень с корнями.
Обычный вентиляционный короб. Старый жестяной уродец – не единожды мятый толчками и пинками отвод, приточка или вытяжка. Чёрт его знает, что в этих тесных и запутанных помещениях, набитых до потолка всякой бесполезной рухлядью, располагалось когда-то: маленькая гарнизонная столовка, аккумуляторная или секретная лаборатория по тестированию содержимого химических боеголовок ракет и снарядов. Сборная жестяная конструкция, стандартные модули которой навечно стянуты по контуру проржавевшими болтами.
Единственная очевидная польза от этой старой жестянки – кусок старой полированной доски поверху, с прошлой недели это у меня что-то вроде журнального столика и прикроватной тумбочки одновременно. Мебелью обзавожусь, ёлки-палки… Можно недочитанную книжку положить, поставить на ночь пластиковую бутылку с тёплой водой. В нашей местности, да с моим перебитым носом гортань постоянно сохнет, Когда-то этот короб раз за разом красили паскудным синим цветом, сейчас краска пооблетела, осталась сплошная ржавчина.
И острые углы.
Кирпичная вышка-башня со смотровой площадкой на крыше и помещением, в котором я живу, очень узкая, и поэтому в верхней комнатушке практически нет свободного места. Теснота страшная, спускаемая капсула орбитального корабля какая-то, а не жильё. Пригодно только для космонавтов. Впрочем, все мы космонавты отчасти. Зато своё, один живу. А тут ещё и лестница, да не простая, а винтовая… На смотровую площадку ведёт ещё одна лестница, внешняя, металлическая. На неё можно выбраться и из моего окна, вот только это занятие для гимнастов-экстремалов. Вояки, наверняка, гоняли по ней малоценных духов-новобранцев, а учёные – молодых лаборантов, снимающих показания с приборов.
За последний месяц я уже три раза разбивал правое колено о проклятый жестяной короб, каждый раз громко матерясь и давая страшные клятвы. Знаете, как оно бывает – на пустом месте возникает нелепая вредная привычка, обидно неловкое, неправильное движение, которое не получается выпилить из алгоритма. Вот и рублюсь.
Сегодня вмазался особенно счастливо.
– Рота, подъём! – проорала Ирка Кретова, не успев войти в комнату. Бодрая такая, зараза.
Я, естественно, рванул с тощего матраса, и почти сразу удар, искры из глаз. На этот раз приложился знатно, колено разбил в кровь.
Взвыл, конечно.
– Ну ты, Денис, и придурок! – посочувствовала напарница в своей обычной манере… Согласен, несколько специфическое сочувствие, но оно в полной мере соответствует характеру Ирки. – Господи, когда это железо уберёшь?!
– Не ори, а? – прошипел-попросил я.
– Буду! Дай посмотрю! Колено вытяни, сказала! – потребовала она, подскакивая ближе. – И не скули, не мальчик маленький… Бляха, да у тебя кровь пошла! Сиди тут, сейчас аптечку принесу.
И привычно скользнула по лестнице вниз.
Вот нахрена так людей будить, скажите? По утрам, а также днём и вечером, Ирина всегда резка, порой до бессердечности, нарочито деловита, всем своим видом демонстрируя непреклонность и неприступность. А вот какая она бывает в своей келье тихими ночами, не знаю. Хочется, конечно, думать, что в её девичьей светлице, расположенной здесь же, в башне, но этажом ниже, гораздо более просторной и обихоженной комнатке, нежели мой скворечник, на тумбочку перед сном ставится фотокарточка боевого товарища и напарника. И смотрит она на фото задумчиво так, мечтательно, с тоской неутолённого вожделения… Но это лишь скупые мужские мечтания.
Посмотрел на гордость личного хозяйства – старинные, но исправно работающие ходики с кукушкой, висящие на противоположной стене – шесть тридцать пять на циферблате. Запросто бы ещё
