потерянный, что ли? – высказался Егоров, когда они отошли от офицера.
– Есть немного. У меня в роте один балагур, парнишка, подчиненный Лузгина, чуханом его называет.
– И что? Прозвище соответствует действительности?
– Как сказать? Служит, словно срочную тянет. Ни то ни се, короче. Но, по крайней мере, исполнителен и лишнего не сболтнет.
– Это уже кое-что.
Они подошли к третьему взводу, где Егоров также был представлен командиру взвода старшему лейтенанту Дмитрию Боброву.
– Следующий – твой «петушок»?
– Да. Панкратов.
– Ну что ты – смотри, как Наполеон, на валуне стоит. Пулей бы его шугануть. Посмотрел бы я, как он остался бы на валуне красоваться!
– Панкратов! Старший лейтенант Панкратов, ко мне!
Тот не спеша подошел, козырнул.
– Знакомься, Панкратов, капитан Егоров. Валерий.
– Старший лейтенант Панкратов, очень приятно.
– Управляетесь, господин офицер?
– Управляемся.
– Ну-ну. Пошли, командир, знакомство закончилось, надо с саперами заканчивать да отправлять их на базу.
Словно услышав мысли Егорова, между склонов показалась группа саперов. Во главе с начальником службы.
– Все, Валера! – начальник ИС обращался к Егорову как к старшему по званию. – Как ты и просил. Вот схемы. Подпиши.
– Это не ко мне. Старший лейтенант Доронин – комендант этой горной заставы.
Сапер безразлично повернулся к Доронину.
– Подпишите вот здесь. А эти схемы возьмите, на них все подробно нанесено. Вроде моя работа закончилась? Сержант! Строй людей и к машинам. Ну что ж, ребята, храни вас бог. Мы сделали что могли. Удачи вам.
– Вить, привет комбату.
– Передам. «БМП» ждут нас?
– Да, так спокойнее.
Офицеры пожали друг другу руки, и начальник инженерной службы пошел к своим «шестьдесят шестым», на которые грузились саперы подчиненного ему взвода. Стало смеркаться.
Ночь в горах наступает удивительно быстро. Только что светило солнце, на виду были цветущие, зеленые склоны и белоснежные неприступные вершины, но вот светило спряталось за горизонт – и картина резко меняется. То, что еще недавно радовало глаз, становится неприветливым, однотонно серым, даже угрожающе враждебным. Первый одинокий всхлип укрывающегося где-то среди камней шакала сразу подхватывается его сородичами, и кажется, этот вой, плач, смех, крик окружают тебя со всех сторон, вызывая тревогу. Становится неуютно и одиноко, несмотря на то что ты не один. Это ощущение пройдет чуть позже, когда во всей красе раскроется звездный небосвод, необъятный и близкий отсюда, притягивая к себе взгляд, очаровывая, меняя тревогу на чувство, сравнимое, пожалуй, с вдохновением. Такое чувство мы испытываем, наслаждаясь картиной великого мастера или убранством и грандиозностью православного собора.
Долгая, тяжелая, однотонная работа валила солдат с ног. Некоторые, отработав очередные пятьдесят минут, через короткий промежуток расслабляющего
