занята больше всего. Алекс вырос с матерью, которая была поразительным сочетанием предельно организованного и эмоционального человека и ведет себя словно чрезмерно вовлеченный в свое дело жизненный наставник. Его мать даже сделала презентацию, когда у Алекса впервые появилась девушка.
– Ммм. – Джун проглатывает кусочек пиццы. – Хорошая новость… О! Боже мой. Ронан Фэрроу написал в «Твиттере» о моей заметке в New York Magazine, и теперь мы обмениваемся там шуточками. Первая часть плана по превращению его в своего друга уже позади.
– Не притворяйся, что все это не часть твоего плана, как убить Вуди Аллена и выставить все как несчастный случай, злоупотребив своим положением, – встревает Алекс.
– Он такой хилый, что достаточно одного хорошего толчка…
– Сколько раз я должна говорить вам, чтобы вы не обсуждали планы убийства в присутствии действующего президента? – перебивает их мать. – Правдоподобное отрицание. Продолжай.
– Ну ладно, – говорит Джун. – Плохая новость в том, что… Вуди Аллен по-прежнему жив. Твоя очередь, Алекс.
– Хорошо то, – отвечает Алекс, – что я обманом заставил одного из профессоров согласиться с тем, что вопрос на нашем последнем экзамене был некорректным, и получил зачет. – Он делает большой глоток пива. – Плохо то, что… мам, я видел новую картину в холле на втором этаже и хочу знать, как ты позволила повесить портрет терьера Джорджа Буша в нашем доме.
– Приобщаюсь к народу, – отвечает Эллен. – Люди считают их милыми.
– Я хожу мимо него каждый раз, как иду в свою комнату, – говорит Алекс. – Его маленькие глазки-бусинки следуют за мной повсюду.
– Картина остается.
Алекс вздыхает.
– Ладно.
Настает очередь Лео. Как всегда, его минусы каким-то образом превращаются в плюсы. Затем приходит черед Эллен.
– Что ж, мой посол в ООН не справился со своей единственной обязанностью и что-то ляпнул про Израиль, а теперь я должна звонить Нетаньяху и извиняться перед ним лично. Но хорошо то, что в Тель-Авиве сейчас два часа ночи, так что я могу отложить это до завтра и поужинать с вами двумя.
Алекс улыбается ей. Даже три года спустя он по-прежнему с благоговением слушает о том, как мать говорит о своих президентских проблемах. Настает время ленивой болтовни, мелких колкостей и шуток «для своих». Несмотря на то что такие вечера случаются редко, они по-прежнему прекрасны.
– Итак, – произносит Эллен, взявшись за следующий кусок пиццы и начав с корочки. – Я когда-нибудь рассказывала вам, как играла в бильярд в баре у матери?
Джун резко останавливается, не донеся пиво до рта.
– Что ты делала?
– Ага, – подтверждает она. Алекс обменялся недоверчивыми взглядами с Джун. – Мама управляла тем чертовым баром, когда мне было шестнадцать. Он назывался «Пьяный скворец». Она разрешала мне приходить после школы и делать там уроки, а друг-вышибала следил за тем, чтобы никто из старых
