чего бы ему мама такие подробности моего прошлого выдавала? Я и сама о них забыла, не желаю вспоминать.
– Так вот, почему… – проговорил он задумчиво, почти препарируя меня своим взглядом. – Это многое объясняет, – ухмыльнулся. – Занятная ты личность, Кар-рина.
И так неловко находиться под этим его сканирующим взглядом стало. Ещё более неловко, когда услышала своё имя из его уст. Слишком уж необычно прозвучало. Непривычно. Каждый звук, сопровождающийся лёгким рычанием, как будто забрался в голову.
– И что во мне такого занятного, интересно? – едва нашла в себе силы сосредоточиться на реальности, а не на тембре чужого голоса, до сих пор витающего в моём сознании.
На стул рядом с господином Снежным я всё же уселась. Так гораздо удобнее сверлить его требовательным взором, сложив руки на груди.
– Да просто ты у нас, оказывается, с детства не дружишь с дисциплиной. И почему я этому не удивлён?
– А чему тут удивляться? – съязвила встречно. – Вы же давно осознали всю степень моей безнадежности, поэтому все умственные нагрузки заменили физическими, – мстительно припомнила ему и про полы, и про окна.
– Карина! – послышалось возмущённое от отца наравне с предупреждающим взглядом. – Вы простите, господин Ксандр, наша дочь иногда говорит вперёд мысли.
– Да я уже привык к остроте язычка вашей дочери, – не стал тот отрицать. – Видимо, с помощью в украшении класса произошло то же самое, – уставился на меня с насмешкой.
Чего-то подобного от него и ожидала, поэтому не растерялась.
– Ну, поскольку украшение окон – не отработка за мою очередную провинность, а добровольное занятие, то я решила, что не случится ничего ужасного, если перенести её на завтра, к примеру, потому что на сегодня у меня появилось одно важное дело. Хотела вам об этом сообщить, но вы были заняты, – выдала флегматично. – Разговаривали о чём-то важном с нашей математичкой. А потом я вас не видела больше.
В теории вся моя тирада обязательно должна была выглядеть невозмутимой и без всяческих зазрений совести. Но только в теории. Всё испортил взявшийся из ниоткуда внутренний голос, ехидно поддевший: "Это что, ревность, Карина?".
Вот и Снежный недоверчиво выгнул бровь.
– Конечно, не видела. Ты же не подумала прийти ко мне в кабинет, чтобы сообщить о своём отсутствии. Зачем вообще о таком думать, да? Подумаешь, подвела кого-то, ерунда, правда же?
Я? Сама? Добровольно? К нему в кабинет!
Ага, так и приду, как нет-то?!
– Не думаю, что снежинки на стёклах – такое уж и великое дело, – отозвалась упрямо.
И зря…
– Карина! – громыхнул отец, ударив кулаком по столу. – Ты как себе позволяешь разговаривать с собственным учителем? Разве мы тебя этому учили? Извинись сейчас же! – и тут же поспешил сам выразить своё сочувствие по поводу сказанного мной. – Простите, господин Ксандр. Наша дочь… – замялся, явно подбирая слово.
– Находится
