эти редкие дни давали ему тот запас желания жить дальше, который порой улетучивался также быстро, как наполнялись его счета в разных банках.
Приезжая домой, глава Сидорчуковского рода любил посидеть на скамеечке под раскидистым дубом, который не обращал никакого внимание на маленького человечка, решившего устроиться под его могучими ветвями. Дмитрий же, сидел и не замечал Дуба, хотя порой завидовал его беззаботности. Обычно в эти минуты он думал, что его жизнь также бессмысленна, как и жизнь этого великана. Что толку, что он такой здоровый и старый, всё равно придёт конец и ему когда-то, и никому до этого не будет никакого дела. Только он стоит и в ус не дует, а мне уже всю плешь проела эта заноза: зачем всё это? Для чего? Ладно я, семью кормлю, деньги зарабатываю, но зачем такие, как Ёлка-Палка, так они с детства дразнили Ёлкина Пашку, зачем он коптит этот свет и жизнь другим отравляет?
Чудно однако! Сидорчук вспоминал, как всегда завидовал этому крепкому мальчугану, грозе всей округи. А вон, как жизнь обернулась: теперь эта гроза превратилась в заболоченную лужу на краю села, в которую каждый проходящий норовит плюнуть.
3. Ёлкины
“Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно приятно пьётся. Под конец оно укусит, как змея, и пустит яд, как гадюка”(Притчи 23:31,32)
Пашка Ёлкин отсыпался после очередного запоя. Солнечный луч буравил слипшиеся глаза. Мухи облепили подбородок, покрытый недельной щетиной и засохшими крошками вчерашней закуски. Клавдия, вытирая уставшее лицо засаленным фартуком, вошла в комнату и пнула мужа по свешенной с кровати грязной ноге:
– Вставай, пьянь! Опять на работу опоздал.
– Отстань! – рявкнул Ёлкин, накрываясь измятой подушкой. – Я болею.
– Знаю я твою болезнь! Вчера опять надрался до чёртиков, и когда это закончится! Обещал ведь больше не пить, – Клавдия присела на стул, безвольно уронила руки на колени, уткнулась в них лицом и расплакалась.
В это время в пороге тесной горницы замерли две девчушки очень похожих друг на друга. Им было всего по четыре года отроду, но испуганные глазки кричали непониманием и в то же время привычностью виденного.
Клавдия заметила дочек и переключила внимание на них:
– Чего уставились? А ну марш отсюда!
Девочки быстро выскочили из комнаты. Они прекрасно знали, что к маме лучше не подходить, когда папа отдыхает. Поэтому они выбежали во двор и стали играть почерневшими от грязи консервными банками и двумя потрёпанными куклами, которые им когда-то подарила бабушка. Близняшки быстро увлеклись игрой. Лена изображала покачивающегося папу, а Поля сердитую маму.
– Эй, мелюзга, что там дома? Бои закончились? – в калитке стояла девушка лет четырнадцати в коротком платьице, подстриженная под мальчишку.
– Лёля! – весело закричали двойняшки и кинулись к сестре.
– Отстаньте! Что там дома? Пожрать дадут или всё ещё воюют?
– Папа спит, а мама плацет, – в один голос сказали Лена и Поля.
– А
