мысли и суждения других людей, пусть даже критиков, известных и общепризнанных! А если у меня, у тебя, у каждого есть свое собственное мнение? Короче, тоска… А Люстрой ее Юрка Ермолаев окрестил – он у нас приколист! За чрезмерную любовь к Маяковскому: «Светить всегда, светить везде…» Она их к месту и не к месту просто обожает цитировать.
Нервно оглядевшись по сторонам, Зоя увидела Вадика Фишкина, и ее сердце, вопреки желанию, болезненно сжалось и ухнуло куда-то вниз. Он сидел поодаль, чуть сгорбившись и опершись локтями о гитару, лежавшую у него на коленях.
– А что, Фишкин петь будет? – снова подала голос Зоя.
– Ну да, – презрительно фыркнула черноглазая Лу. – Басков наш доморощенный! Вот увидите, щас как затянет что-нибудь из Есенина, чтоб Люстре угодить…
– Басков не играет на гитаре, – возразила Каркуша. – Тогда уж, скорее, Малинин или там Окуджава…
– Да какая на фиг разница! На гитаре, или на шарманке, или на губной гармошке! Ему лишь бы выпендриться и пятерку заработать! – не унималась Лу.
То и дело Зоя поглядывала в сторону Фишкина, с нетерпением ожидая его выхода. И вот когда между выступлениями чтецов образовалась очередная пауза, она увидела, как он встал со своего места и, сжимая в руке гитару, вразвалочку двинулся к сцене. Его появление перед публикой было встречено всеобщим оживлением, так что бдительная Люстра даже попыталась призвать к порядку развеселившихся старшеклассников:
– В чем дело? Что это вас так развеселило, хотелось бы мне знать?!
Но строгий голос Люстры потонул в море оживленных голосов:
– Давай, Фишка! Сбацай нам что-нибудь, чтоб душа свернулась, а потом развернулась!
– Фишка, даешь Высоцкого! Нет, лучше БГ!
Кто-то даже засвистел, не в силах сдержать эмоции.
Фишкин важно раскланялся и поднял правую руку, как бы прося тишины.
– Слова Есенина, музыка моя… Так уж вышло, извините, – с преувеличенной скромностью объявил он, ударил по струнам и резко вскинул голову, приготовившись петь.
– Ну, что я говорила? Я этого Фишкина насквозь вижу! – возмущенно воскликнула Лу.
Сегодня она явно была не в духе.
– Чего ты к нему привязалась? Пусть поет себе, тем более парень сам музыку сочинил! – не выдержала сидевшая до этого молча Ира Наумлинская.
– Уж конечно, так я и поверила! Небось стырил у кого-нибудь, – никак не могла угомониться Лу.
Фишкин был давним ее поклонником, практически с первого класса, правда Лу никогда не давала ему надежды. Да Вадим и не стремился добиться взаимности, он просто тихо обожал ее издали, что, впрочем, не помешало ему закрутить роман с Каркушей после того, как ее фотографию напечатали на обложке журнала «Крутая девчонка». Лу была уверена, что Фишкиным движет что угодно, но только не искренние чувства к Каркуше, но все-таки их отношения, демонстрируемые всему классу, оставили
