ещё, если кто-то из односельчан встретится.
Холодно, неуютно на улице. Людей на дороге совсем нет. В детстве Алеся обязательно увидела бы, как кто-то идёт по улице даже при такой погоде. Да и вчера обратила внимание, что мимо прошли только три или четыре человека. Это за весь тёплый субботний вечер, притом во время школьных каникул. Значит, правда, что деревня вымирает. И людей, что уезжают, можно понять. Перспектив тут немного: скорее всего, тем, кто останется, предстоят годы тяжёлой работы за копейки, а после грошовая пенсия. Да Алеся и сама уехала! А вот интересно, если бы в деревне были возможности для самореализации, осталась бы она здесь жить? Алеся вспомнила деревню во Франции, в Нормандии, где побывала пятнадцать лет назад. Эх, если бы родные Сулиды были такими в смысле качества жизни и развития человека как специалиста в своей профессии, то можно и остаться.
Алеся шла по главной улице на юг, к выезду из деревни в сторону райцентра Красного. Одна из крайних хат – дом Ватутиных. Алеся помнила этих стариков. Дед Миша ездил на тракторе-погрузчике, баба Нина работала дояркой в совхозе. В совхозе почти все тут в советское время работали. За Сулидами, как ехать в соседнюю деревню Рамешки, до сих пор стоит полуразрушенная ферма. Там был скотный двор, где выращивали молодняк крупного рогатого скота. Когда тёлок осеменяли, их отправляли на молочную ферму в Новосёлки. Сюда же из Новосёлок завозили маленьких тёлочек, когда их отнимали от матери. Большая и новая была ферма. На самом крупном её здании – кормоцехе – белым кирпичом по красному было выложено число 1985. Стало быть, построили кормоцех в этом году. А через десять лет скотный двор закрылся. И тут же его стали растаскивать. А почему так? Алеся подумала и решила, что от бедности. Не пойдёт человек, у которого всё есть для хорошей, достойной жизни, воровать шифер, кирпичи или стекловату с крыши.
Вот и дом Ватутиных стоит разорённый. Видать, не продали его дети бабы Нины и деда Миши вовремя, а сами жить здесь не захотели. Да и продать-то за хорошую цену не так просто: недвижимость в этом медвежьем углу стоит дёшево. Алеся подошла к дому. Забора давно не было, даже прясла утащили. Ну кому понадобились старые прясла и штакетник? Может, ребята костры жгли… На террасе двери тоже не было. А что, если зайти? Алеся ощутила юношеский азарт, с каким, бывало, с подругами и друзьями лазили по огородам. Вспомнилось, как в девяносто седьмом у дяди Гриши целую грядку морковки утащили, а потом помыли её на колонке и ели у костра за клубом.
Алеся вошла в сени и осторожно ступала по полу, предварительно ощупывая ногой подгнившие уже доски. Дверь в комнату открыта, а пол за дверью разобран. Русскую печку не тронули, и она выглядела ещё довольно крепкой. Справа от двери тянулась одна половая доска, по которой в принципе можно было проскочить в большую комнату, но уж очень ненадёжной эта половица выглядела. «Не пойду», – решила
