те самые большие белые таблетки в слюдяной обертке из детства.
– Ничего ведь? – заискивающе спросил Гермес.
– Ну-у, – неопределенно ответил Данька, вертя пустой ложкой.
– Афродита кашеварила.
Данька удивленно поднял брови.
– Жена моя. Да вы кушайте, кушайте, съедайте все, не обеднеем. Не нести же обратно? М?
Данька, соглашаясь, закивал головой, продолжая уминать пюре из бурой травы. Сытости не чувствовалось, но состояние душевного раздрая и физической слабости быстро растаяли, как снег в горячей воде. Данька все время возвращался к мыслям об анекдотичности сложившейся ситуации. Ему мерещилась неестественность во всем: в этой комнате, в этом вареве, приготовленном Афродитой. Не верилось, что он находится за пределами свалки. То ли гротеск, то ли аллегория, то ли гипербола – Данька пытался выудить из кружащего потока мыслей нужное слово. «Сказка, – резюмировал он, – Деревня-На-Отшибе и ее жители с именами греческих богов. Заповедником попахивает». Последнее предположение так естественно втекло в его мозг, что он даже удивился, но не стал терзать себя сомнениями, отложив умозаключение до лучших времен.
За пятнадцать минут горшок опустел.
– Ну, вот и славненько. Пойдемте к Аполлону, а то он ждет-пождет.
– Гермес, а сколько времени я спал?
– Часов шесть или семь, точно не знаю. У нас в деревне особо за временем не следят.
– У вас, может, и часов нет?
– Почему нет? Имеются. Только зачем. Все и так ясно: утро, день, вечер, ночь – сутки прочь. Горшок и ложку оставьте здесь. Под кроватью спрячьте. Я потом за ними зайду. Никто на них не позарится, кому они нужны. Ну ладно, идемте к Аполлону, к старейшине нашему. Я как понимаю, вы домой собрались? Так?
Данька кивнул, хотя и не думал в это мгновение о Серышевске.
– И чего вам делать в странном и мертвом городе, не понимаю. Жить нельзя, кругом железо, бетон и стекло. Это я про ваш город, что за свалкой.
Данька оставил без ответа последнюю реплику, удивившись: «Почему мертвый? В Серышевске живут такие же люди. Ну, быт немного другой, это да, а в остальном все так же».
Они уже шли по широкой улице, справа и слева в хаотичном порядке были разбросаны деревянные дома, тонувшие в легком сизом мареве. Такого плотного тумана, как на свалке, Данька не заметил. Гермес продолжал стрекотать о чем-то своем. Излишняя многоречивость попутчика начинала раздражать. Данька то смотрел себе под ноги, то бросал взгляды по сторонам, рассматривая деревянные домики, которые удивили бесконечным многообразием форм и цветов. Не то, что в городе. Там тянулись ввысь стальные коробки, одетые в стекло и пластик, под ногами серый асфальт и по ночам калейдоскоп разноцветных огней. Данька хотел задать Гермесу вопрос, без разницы какой, лишь бы заткнуть словесный фонтан. Однако этого не пришлось делать.
– А вот и дом Аполлона, – произнес
