две или один-единственный. Ему в любом случае хватит. А втайне от всех собрать целую армию нечистых, как это некогда проделал Жнец, никому не по силам. Экзорцисты ордена Изгоняющих и экзекуторы «Пламенной Длани», обжегшись на молоке, теперь на воду дуют. Да и остальные службы не дремлют. Так зачем тогда заваривать эту кашу?
– Казначейского ревизора отыскали? – прервал я затянувшееся молчание.
– Нет, – мотнул головой Пратт и достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист писчей бумаги. – Но в загородном доме нашли тайник, а в саду были следы недавнего ритуала.
– Вот как? – хмыкнул я, разворачивая опись обнаруженных в схроне вещей.
Большую часть их составляли книги, и книги запрещенные, за чтение которых в Норвейме, а с недавних пор и в Драгарне, сразу отправляют на костер. Да и у нас по головке не гладят. А если и гладят, то исключительно раскаленным железом и никак иначе.
Улика – весомей некуда, смущала лишь некоторая разношерстность собрания. И было совершенно непонятно, как расценит сей факт Ференц Ольтер. Решит он, что виной всему неразборчивость неофита, или заподозрит злой умысел истинных преступников, которые надергали с бору по сосенке и оставили эту сборную солянку в качестве доказательства вины.
Лично я ставил на второе.
– Если никто в виновности клерка не сомневается, – вернул я список приятелю, – то зачем ты здесь? Негоже заместителю главы Охранки якшаться с человеком столь сомнительной репутации.
– Хватит! – не выдержал Джек и хлопнул ладонью по столу. – Если ты прав насчет подчиненного Готье…
– Подчиненного Готье и твоего подчиненного тоже, – напомнил я.
– Да, да, – страдальчески сморщился Пратт. – Так вот, если ты прав и Ольтер расколет этого засранца из Пурпурной палаты, мне даже гарнизон в каком-нибудь захолустье не доверят. Как бы самому в кутузке не оказаться…
– И?
– Отойдет расследование братьям-экзорцистам, и ты сможешь направить его в нужную сторону.
– Возможно. Но все мои связи в ордене Изгоняющих – это отец Доминик, которого водишь в баню ты, а не я.
– Ты – их официал, твоим словам доверия больше.
– Думаешь?
– Уверен, Себастьян. Я знаю отца Доминика, к тебе он прислушается.
– Хорошо, – обреченно вздохнул я, не видя никакой возможности отказать приятелю в его просьбе, – попробую с ним переговорить. Но ничего не обещаю.
– А ничего и не надо обещать. Просто поговори.
Я покивал головой и задал вполне резонный в этой ситуации вопрос:
– А мне что с того?
Джека будто паралич разбил.
– Ты… – после театральной паузы выдавил он из себя. – Да я для тебя всегда… А ты… Как ты только можешь, Себастьян, быть таким меркантильным? Неужели наша дружба для тебя ничего не значит?
– Дай подумать… – Я уставился в потолок, потом перевел взгляд на приятеля и отрезал: –
