«не настолько хорошо разбирающимся в живописи». Они говорят на одном языке: в их дуэте музыка и живопись приходят к полному согласию.
Из них двоих Лероль выглядит более спокойным и менее измученным. Именно ему чаще всего приходится утешать опустошенного творческими поисками
Шоссона. В январе 1894 года, когда композитор проводит зиму в Аркашоне, Лероль пишет ему, пытаясь успокоить композитора: «Дорогой друг, меня огорчает, что ты, видимо, недоволен собой. Твое последнее письмо было мрачным, но я надеюсь, что с этим покончено, солнце снова согрело твою душу и осветило своими живительными лучами Артура. Если бы я был рядом с тобой, я уверен, что доказал бы тебе, что ты ошибаешься, что все хорошо. Так как невозможно, чтобы все было плохо. Вероятно, твое дурное расположение духа принуждает тебя быть недовольным всем, что ты делаешь». В другой раз он пишет с той же ободряющей добротой: «Прощай, старик! Работай, думай и сочиняй как можно больше. Не собираешься ли ты прогуляться ночью, чтобы подарить нам еще одну прекрасную “Ночь”?» Он, как верный друг, не оставляет его без поддержки.
Эрнест Шоссон – не нищий музыкант, как Дебюсси. Ему неведомы муки, связанные с необходимостью зарабатывать хлеб насущный. Его отец, Проспер Шоссон, строительный подрядчик, сделавший состояние на проектах барона Османа[14], завещал своему единственному наследнику солидную сумму.
Он живет в квартале Равнина Монсо, в красивом особняке, более просторном и зажиточном, чем у Лероля, а за городом он арендует роскошные хоромы. Кроме того, что он оказывает денежную помощь некоторым из своих друзей, таким, как Дебюсси, он заразился от Анри страстью к коллекционированию живописи. Эта страсть тоже стала пожирать его. Он благоговеет перед Дега, с которым познакомился у Лероля, и часто конкурирует с последним на аукционах. Гонка за Дега стала для свояков чем-то вроде игры. Осенью 1892 года, когда Дюран-Рюэль выставляет в своей галерее серию пейзажей, созданных художником в технике монотипии (при которой первоначально эскиз картины пишется маслом на стекле, а потом на него накладывают лист бумаги), редких в творчестве Дега, Лероль предлагает Шоссону пойти и посмотреть на это: «Я только что оттуда. Это так красиво. Поразительно, но это настоящий Дега – ощущение пейзажа, не предполагающее ничего, кроме натуры, и, между тем, увиденной так, как ее не видит никто другой. Я хотел бы приобрести одну работу, но Дюран-Рюэль просит за нее 2000 франков. За одну я предложил ему 1500. Но он не согласен. Может быть, тебе повезет? Ты обязательно должен купить одну из них».
Шоссон, находящийся в это время в деревне, отвечает: «Сожалею, что пропустил это – в Париже все же есть что-то стоящее, по крайней мере, в небольших дозах. Во всяком случае, там происходит физическое и интеллектуальное брожение».
Может быть, он говорит так из-за цены? Один из самых прелестных выставленных пейзажей (скала, едва угадывающееся обнаженное женское тело) приобретает князь Понятовский, другой меценат, поддерживающий
Эжен Осман (1809–1891) – градостроитель, занимавшийся реконструкцией центральной части Парижа.
