подъем, который кончится только с твоей жизнью. И такая точка бывает в судьбе любого ученого, и вам, лопоухие мои друзья, тоже предстоит ее пережить. И здесь единственным утешением может быть только одно: ты можешь идти вверх, и хотя крутизна горы растет с каждым шагом, ты продолжаешь путь и понимаешь, что только на этом пути есть настоящие и уже только твои открытия.
– Понятно, Шура, значит, покупаем два коромысла, выкидываем, на хер, нашу инструкцию, устраиваем Алеше демонстрацию седловой точки, а ты сопровождаешь веселую пьянку своей заунывной лекцией, – резюмировал Просидинг-младший. – Ты только Маше эту свою коромысленную теорию не рассказывай, она тебя погонит ссаными тряпками и будет абсолютно права.
– Обязательно расскажу, – удивился Шура, – и она, в отличие от вас – полных ослов, оценит глубину погружения и высоту полета.
– Ладно, уже «Юго-Западная». Пошли на автобус.
И мы пошли, невольно представляя себе перекрещенные коромысла, по которым карабкаются вверх и соскальзывают вниз, рискуя сорваться в небытие, но мужественно стремясь к непознанному, миллионы московских простых муравьев.
12 …Когда мы добрались до совхоза, было еще светло. Григорий объявил, что мы используем тактику выжженной земли – то есть заходим в каждый двор без разбора. И мы с Шурой отправились: я по четной стороне, Шура – по нечетной. Он дал нам честное слово, что про гладкие многообразия спрашивать местных жителей не будет и свою коромысленную теорию излагать воздержится. Начало было обнадеживающим. Едва ли не в первом же доме нам объяснили, зачем нам приспичило покупать коромысло. Женщина, вытирая руки о фартук, сказала: «А, ребята, вам, наверное, для самодеятельности нужно. Только вот нет у меня коромысла, я ведра на саночках вожу». Теории самодеятельности мы дальше и придерживались. И наконец нам повезло. «Коромысло-то есть, только ведь самим нужно», – сказала хозяйка одного из последних домов на длинной улице. Я пустился в объяснения про жестокую необходимость самодеятельности в нашей просвещенной стране, где каждый творец своей судьбы и должен быть всесторонне развитым, а значит, петь под гармошку и плясать с коромыслом наперевес. Пришел хозяин и посмотрел на меня довольно недружелюбно. Хозяйка обратилась к мужу: «Вася, ну давай отдадим, надо ребятам помочь». – «Да ведь придется новое делать», – тяжело вздохнул хозяин. Но Васина участь была решена. Я отдал три рубля и с победоносным видом вышел к своим подельникам, подняв над головой самое настоящее коромысло. Оно, правда, больше напоминало палку с железными крюками на концах, никакого лихого изгиба у него не было – разве что совсем чуть-чуть, и вряд ли такое коромысло подошло бы для демонстрации седловой точки. Но мы его нашли, и это казалось почти невероятным.
Там, где кончалась деревенская улица, грунтовая дорога поднималась на холм. На его голой, приплюснутой вершине одиноко стоял многоквартирный девятиэтажный дом, вписанный в закатное небо. Он выглядел совершенно нереально. Он был огромен и незаселен.
