черт подери.
Он ненавидит меня. Маленький человечек, который до пяти лет рос на моих глазах, был нашим с Ванессой миром, считает меня самым дерьмовым отцом на свете. Я не могу смириться с этой ядовитой мыслью. И просто…скучаю до жуткой рези в груди.
– Открытое сердце – это прекрасно, Киан. Но открытое сердце так легко ранить, – Энтони Морте качает головой и берет со стола одно из лежащих в витиеватой корзине, красное яблоко. Из внутреннего кармана пиджака дон достает швейцарский нож и быстро разрезает фрукт пополам, и вгоняет острие в сердцевину яблока, образно олицетворяя произнесенные им слова.
Кожа в зоне затылка мгновенно покрывается инеем, хотя внешне я даже бровью не веду, наблюдая за кровожадной демонстрацией Морте.
– Хорошо, сын мой. Ты поговоришь с моим внуком. Ты заслужил, – его губы раздвигаются в неискренней улыбке, и дон хлопает меня по плечу.
Я стараюсь не думать, каким образом мне достался разговор с сыном. Ещё бы чуть-чуть и пришлось бы умолять.
По телу разливается приятное тепло от предвкушения нашей видео-встречи и это все, что имеет сейчас значение.
Я нахожусь в специальной комнате, сильно напоминающей звукозаписывающую студию своей атмосферой бункера, в которой всегда разговариваю с сыном. Пространство темное, аскетичное. Без окон, освещение слабое. Я сижу за столом перед огромным монитором компьютера, на котором совсем скоро увижу своего сына.
Антея.
А он увидит меня в этой долбаной военной форме, которую я всегда надеваю, чтобы он верил в красивую легенду про своего отца. Антей думает, что я на службе, выполняю секретные задания и спасаю мир. Ему было почти пять, когда умерла Ванесса, и когда нас разлучили.
Когда-нибудь я расскажу ему всю правду, как это произошло.
В лицо, ничего не утаив, не солгав и единожды.
Я сброшу маску супергероя перед осуждающим взором собственного сына, своего продолжения и плоти и надеюсь, что он найдет в своем сердце место для любви ко мне. Для такой любви, которую я отдавал ему первые годы его жизни и получал от него взамен в форме бесконечного, искристого смеха, глупых детских вопросов и теплых объятий.
Мое сердце готово взорваться атомной бомбой, когда я вижу на экране его имя и слышу характерные для звонка по видеосвязи гудки. Ровно через минуту, которая кажется мне вечностью, на экране, наконец, появляется изменившееся лицо Антея.
В горле мгновенно образуется ком, все мышцы сводит. Веки выжигает что-то очень мощное, готовое прорваться из глубин сердца. Но я держусь.
Я говорил Антею, что мужчины не плачут, но на самом деле я встретил его в этом мире со слезами на глазах. У Ванессы были долгие роды, и я находился рядом, контролируя действия врачей от и до. Переживал, кусал губы, напоминал ей о дыхании…это было целую вечность назад, но я прекрасно помню, как я любил эту девушку. Первая любовь это что-то вечное, светлое, незабываемое и она всегда будет идеальной, молодой
