обходить завалы, упавшие деревья, бурелом. Виктор Сергеевич забрал у Дуни корзинку
В ответ на ее вялые протесты скривился:
– Идет, из одной руки в другую корзину перекладывает. И я буду на это спокойно смотреть? Прекрасная нимфа Евдокия Олеговна, учительница младших классов, считает меня старым и немощным. Сяду тут и заплачу.
– Я вовсе не учительница, – сказала Дуня, отдавая корзину.
«Заплачу» – это он пошутил. Такие мужчины плачут, только выпив литр водки и потеряв кого-то очень любимого и дорогого. На поминках дочери, погибшей в автомобильной катастрофе, дядя Саша рыдал страшно. Не в смысле бурно и долго, а с жуткими рыками, стонами, ревом.
– Тем более, – похвалил Виктор Сергеевич.
Дуня не поняла за что. Что она не учительница?
– Что «тем более»?
– Да ничего. К слову. Двинули? Ориентир – тот просвет.
Задерживали грибы. Невозможно было пройти мимо роскошных подосиновиков, скромно-благородных белых. Виктор Сергеевич брал и подберезовики. Дуня твердо постановила: срезаем только те, на которые наткнулись, по сторонам не рыскать, с вектора не сходить, иначе грибы уведут. Несколько раз за просветами грезилась дорога, но это были обманные участки плотного, не продраться, молодняка. Поэтому, когда вышли на укатанную проселочную дорогу, ликование было, как от неожиданного и очень ожидаемого подарка. Точно дали тебе кулек конфет и заранее предупредили: тут много обманок. Разворачиваешь фантик – пустышка, другой разворачиваешь – пустышка. И вот пятый или десятый – ура, конфетка!
– Ура! – зычно крикнул Виктор Сергеевич. – Вышли! Надеюсь, не за Уралом. Куда теперь? Направо, налево?
– Не знаю, – пожала плечами Дуня. – Хоть монетку бросать.
– Сыграем в камень-ножницы-бумага? Мой семилетний внук и пятилетняя дочка по каждому поводу играют.
– О! – только могла сказать Дуня, не сумев вычислить, какая разница в возрасте у его детей.
– У меня три жены, – пояснил Виктор Сергеевич.
– В гареме? – вырвалось у Дуни.
– Неудачно выразился, – рассмеялся Виктор Сергеевич. – Две бывшие, одна настоящая. Все замечательные, изумительные женщины.
– А разводы? – спросила Дуня и осеклась. Она столько думала о разводе с мужем, что слово невольно выскакивало из подсознания. – Простите, не мое дело.
– И все-таки?
– И все-таки, вы мирно и дружелюбно расходились?
– Дуня, то есть Евдокия Олеговна, если вам кто-то скажет, что развод – это ерунда, как зуб под анестезией выдернуть, не верьте. Развод – это операция на сердце без наркоза. Другое дело, что потом зарастает, если получается не взлелеять из бывшего супруга врага, то сначала худо-бедно, потом не очень худо и не очень бедно удается сосуществовать. Актуальная проблема?
Ответа не требовалось, по Дуниному лицу было понятно.
