умирающего юзбаши, шейх Мейт отказался уехать, ожидая конца, который, к счастью, так и не настал. Состояние молодого человека заметно улучшилось сегодня утром; лихорадка спала, и врач объявил, что все, возможно, обойдется.
– Нет слов, чтобы выразить мою благодарность, – пробормотал шейх. – Именно вы спасли жизнь Фаруху.
– Нет, вовсе не я, – скромно покачала головой Марджана. – Доктор Бадр-ад-Дин – превосходный врач, а я всего лишь помогла.
– Но именно вы сутками сидели у его постели.
Она действительно преданно ухаживала за юзбаши – у местного доктора было слишком много пациентов. Но и шейх Мейт сыграл в выздоровлении Фаруха немалую роль: при необходимости подменял ее, послушно и без жалоб выполняя любую грязную работу, придерживал метавшегося в бреду юзбаши, пока она накладывала на рану мази и бальзамы, вливала в его горло микстуры и меняла холодные компрессы.
– Фарух жив, – настаивал Мейт, – потому что вы не дали ему умереть. Думаю, что его спасла исключительно ваша сила воли.
Марджана чувствовала себя польщенной.
– Что же… я славлюсь своим упрямством.
Мейт ответил легкой улыбкой. Раньше она не видела, как он улыбается, и у нее сжалось сердце – подобной открытой и щедрой улыбки она не видела еще в своей жизни. За долгие мрачные часы дежурства они очень сблизились. Теперь их трудно было назвать чужими людьми – слишком многое пришлось испытать вместе: страх, отчаяние, надежду и, наконец, долгожданное облегчение. Отвоеванная победа по-настоящему связала их.
И поэтому она так сильно жалела, что завтра он уезжает.
– Думаю, вы слишком высоко оцениваете мои усилия, – покачала головой Марджана. – Если верить Фаруху, именно вы спасли его жизнь, отведя сабельный удар.
– Его бы вообще не ранили… если бы он не заслонил меня собой. Я в огромном долгу перед ним. И перед вами тоже, – вырвалось у него с такой силой, что Марджана невольно повернула голову. Темно-синие глаза под густыми ресницами пристально изучали ее. Внезапный жар разлился по телу девушки, жадно-первобытный и откровенно чувственный.
Она поспешно отвела взгляд. Даже думать об этом не стоит. Глупо мечтать, что она способна привлечь такого красавца. Разумеется, она недурна собой, но вряд ли после проведенных вместе дней он вообще может увидеть в ней женщину. Трудно его за это осуждать. Хорошо воспитанные благородные ханым не имеют дела с гноем, кровью и умирающими, они находят другие, более женственные занятия. Они не помогают местному доктору при операциях и не лечат мужчин, не состоящих с ними в родстве. Никто из них не колесит по всему миру с опасными заданиями и уж тем более не пускает в ход оружие, защищая правое дело в попытке искоренить зло и тиранию.
Да, она не похожа на большинство хорошо воспитанных благородных ханым. Ее природный дар исцеления словно провел невидимую границу между ней и обществом, а тайное призвание и вовсе сделало отверженной. Она была «стражем», членом тайного
