его дурном настроении.
– Я должна просить у вас прощения, что помешала вам своей песней, – сказала она робко. – Я думала, что вас нет дома.
Слово «песня», вероятно, напомнило Анхен о слезах Фелиситы.
– Злой дядя, бедная Каролина плакала! – сказала девочка.
– Это правда, Фелисита? – спросил он быстро.
– Я была очень несчастлива при мысли…
– Что могли подумать, будто вы хотите, чтобы вас услыхали? – перебил он ее. – Насчет этого вы можете быть спокойны, я считаю вас непримиримой и мстительной, но даже мысли о вашем кокетстве не могло прийти мне в голову. Я просил вас замолчать не потому, что вы мне мешали, а потому, что я не могу слышать ваш голос… Это признание, несомненно, сильно обижает вас?
Фелисита покачала головой.
– Это благоразумно. – Он твердо и испытующе посмотрел ей в глаза. – Ваше сегодняшнее пение открыло мне одну строго охраняемую тайну.
Фелисита испугалась, думая, что он напал на след ее отношений с тетей Кордулой.
– Я теперь знаю, почему вы отказываетесь от поддержки с нашей стороны. Вы пойдете на сцену!
– Вы ошибаетесь, – ответила она решительно. – Хотя я считаю прекрасным призвание знакомить людей с произведениями искусства, но для этого у меня не хватает ни смелости, ни уверенности, и поэтому я не могла бы пойти дальше посредственности. Кроме того, для сцены нужны основательные музыкальные познания, которых я никогда не буду иметь.
– Значит, я ошибся, ваше смущение было вызвано другими причинами, – сказал он резко. – Я желал бы, однако, опираясь на свою власть опекуна, проникнуть в ваши дальнейшие планы.
– Это бесполезно, – ответила она спокойно и решительно. – Я ничего не скажу… Вы сами предоставили мне свободу действий по истечении двух месяцев.
– Да, да, к сожалению, ошибка уже сделана, – сказал он, все больше раздражаясь. – Но я считал бы большой смелостью, чтобы не сказать точнее, решать самостоятельно в ваши молодые годы такие важные вопросы в жизни женщины, как, например, вопрос о замужестве…
– В этом случае мой опекун был бы последним, у кого я попросила бы совета, – перебила его Фелисита, покраснев. – Если бы я не имела смелости решить самостоятельно, то была бы уже связана с ненавистным мне бесхарактерным человеком. Вы спокойно дали бы свое согласие на предложение Вельнера.
Упрек был справедлив, и профессор закусил губу.
– Я полагал, что с выходом замуж окончатся обязанности, возложенные на меня моим отцом, – сказал он после томительной паузы, и его голос был лишен привычной твердости. – Это была ошибка. Хотя, по совету моей матери, я и дал согласие, но был далек от того, чтобы влиять на вас строгостью. Это была последняя попытка воспользоваться властью опекуна, – продолжал он не без горечи. – Я должен предоставить вас судьбе… Вы идете навстречу ей, полная надежд?
– Да, – ответила мо�
