деревянную лошадь, давно утратившую молодость и хвост. Лошадь застряла в дверях и едва не сломалась окончательно. Тут Оська увидел директора. Он остановился в раздумье, подошел поближе и спросил:
– Вы на прием? Да?
– Нет! – серьезно и хмуро ответил директор. – Я по делу.
– А-а! – воскликнул Оська. – Я знаю, вы кто. Вы лошадиный доктор. От вас пахнет так. Да? Вы коров лечите, и кошек, и собак, и жеребенков – всех. Я знаю… А мою лошадь вы вылечите? У ней в животе паровозик. Туда уехал, а оттуда никак не выехивает…
– Это ошибка, мальчик, – обиженно прервал его Стомолицкий. – Я не ветеринар. Я директор. Директор гимназии.
– Ой!.. – с уважением охнул Ося и внимательно осмотрел директора. – Вы и есть директор? Я даже испугался. Леля говорит, вы строгий… Вас все, даже учителя, боятся. А как вас зовут? Рыбий… нет, Рыбин… вспомнил!.. Воблый Глаз?
– Меня зовут Ювенал Богданович, – сухо сказал директор. – А тебя как зовут, мальчик?
– Меня Ося. А почему вас тогда называют Воблый Глаз?
– Не задавай глупых вопросов, Ося. Ответь лучше… м… гм… ты уже умеешь читать? Да… ну, скажи… м… гм… вот… куда впадает Волга? Знаешь?
– Знаю, – уверенно ответил Ося. – Волга впадает в Саратов. А вот отгадайте сами: если слон и вдруг на кита налезет, кто кого сборет?
– Не знаю, – постыдно признался директор.
– Никто не знает, – утешился Ося, – ни папа, ни солдат, никто… А вот Воблый Глаз – это по отчеству так? Или вас, когда вы маленький были, так называли?
– Довольно!.. Будет! Скажи лучше, Ося, как звать твою лошадь?
– Конь… Как же еще? У лошадев не бывает фамилиев.
– Неверно! – строго пояснил директор. – Например, лошадь Александра Македонского звали Буцефал.
– А вас – Рыбий Глаз? Да? Совсем и не Воблый… Это я спутал. Да ведь?
Вошел папа.
– Какой развитой и смышленый мальчик ваш сын! – с ангельской улыбкой сказал, изогнувшись, директор.
Отцы, папаши, батьки
У-у-дрррдж-ууджж-ррджржж…
Громадной мухой бился в окне учительской вентилятор. В натопленной учительской было моряще жарко. В пустых, темных классах изредка потрескивали парты. Громко тикали часы в вестибюле.
– Заседание родительского комитета совместно с педагогическим советом разрешите считать открытым. Прошу…
За большим столом сидел родительский комитет. Тесным рядком сели преподаватели. Поодаль, в углу стола, приткнулись Митька Ламберг и Шурка Гвоздило. Маленький Шурка казался совсем оробевшим. Солидный Ламберг крепился.
Степку Атлантиду инспектор не пустил на собрание.
– От этого архаровца всего можно ожидать, – заявил инспектор. – Такое еще сморозит…
– Я буду тихо, Николай Ильич.
– Мокеич, выведи его отсюда!
