по двору, отбивая мяч, не глядя в мою сторону. А вот те, кто постарше… эти очень даже интересовались. И я нередко слышала: «Девушка, а, девушка… который час?» Но мой детский ум явно отставал от повзрослевшего тела. Ему было не понять, с какого «бодуна» эти мужчины в таком количестве интересуются временем. Я рассказала об этом маме, и она, разозлившись, как я догадалась, на мужчин, объяснила, что все они хотят одного…
– Чего одного? – не понимала я, хотя смутно догадывалась. Но мне хотелось подробностей.
Мама смутилась, не зная, видимо, как точнее определить предмет желаний мужчин, но, взяв себя в руки, сказала:
– Детка, сторонись этих дебилов. Не видят, что ли, что ребенок… Заведут в подъезд и будут…
Мама опять напряглась. Нервничая, теребила скатерку на столе. Ей хотелось оградить дочь от того ужаса, который ожидал ее в подъезде, но она не находила доступных детскому разуму слов, чтобы объяснить опасность. Я с интересом смотрела на маму, ожидая разъяснений. Чем же опасны мужики в темном подъезде? Пока мама, рассматривая что-то за окном, подбирала слова, я пыталась сама найти причину опасности.
«Возможно, он может меня ударить, – рассуждала я. – Или даже убить. Но зачем ему это? Какая-то глупость!»
Внутренним чутьем я почувствовала, что речь идет о чем-то непомерно противном и постыдном. О том, о чем неприлично даже сказать вслух. Иначе моя мама не стала бы так нервничать и краснеть. Для меня в тот момент стыдным было все, связанное с сексом. Или, как теперь принято говорить, с сексуальными домогательствами. Секса как такового может и не быть. Но если чужой дядька задерет юбочку и залезет своими толстыми и вонючими пальцами в трусики… Я догадалась. Боже, это действительно отвратительно.
Я поверила маме, что мужики все сплошь хотят одного – того, что противно. И хотя так и не получив от нее вразумительного объяснения, напуганная ее реакцией, растерянностью и намеками, стала шарахаться от подходивших ко мне дяденек как черт от ладана. Но вскоре я узнала немного более подробно, что же делают они с непослушными девочками, затаскивая тех в подъезды. Однажды, придя домой, я из коридора услышала возбужденные всхлипывания соседки тетки Галки.
– …представляете, этот маньяк завел девочку… – говорила она взахлеб, – поставил на колени… Содрал с себя штаны… – послышалось громкое и возмущенное бабушкино «Господи!», – достал ножик… – продолжала тетка Галка, после короткой паузы. – Одной рукой он держал нож около ее горла… – еще одно «Господи!», – а другой засунул ей в рот… – голос тетки Галки затих, она будто стала говорить шепотом, и я уже не расслышала, что же этот тип засунул девочке в рот.
Не знаю почему, но мне стало невыносимо страшно. Я опять точно не знала, о чем идет речь. Но подсознательно догадывалась. Четко увидев грязный подъезд и зачучканного алкаша с ножом в руке, я почувствовала комок, подкатившийся к горлу. А когда перед глазами возникла
