завтраком. Я хорошо помню наше второе путешествие в джунгли за его останками.
– Я видел его голову после того, как вы ее передали комиссару с Тулаги, – добавил Ван Хорн.
– И такое спокойное, мирное лицо у него было, и та же старая улыбка, какую я видел тысячу раз. Голова высохла над костром… А все же они его заполучили, хоть им и понадобилось для этого четырнадцать лет. Многие отправляются на Малаиту и некоторое время удерживают голову на плечах; но… повадился кувшин по воду ходить – там ему и голову сломить.
– Но козыри на руках-то у меня, – настаивал капитан. – Чуть запахнет бедой, я пойду прямо к ним и объясню, как и что. Со мной они не справятся. Думают, что я заполучил какое-нибудь чертовски сильное зелье.
Том Хаггин неожиданно протянул руку и попрощался, благоразумно стараясь не смотреть на Джерри, которого держал Ван Хорн.
– Следите за моими «обратными», – предостерег он, спускаясь в вельбот, – следите, пока не высадите на берег последнего из них. У них нет основания любить Джерри или его породу, а я не потерплю, если он погибнет от руки чернокожего. А ночью, в темноте, его могут отправить за борт, не спускайте с них глаз, пока не разделаетесь с последним.
Видя, что мистер Хаггин покидает его и отплывает в вельботе, Джерри беспокойно завертелся и тихонько заскулил. Капитан Ван Хорн теснее прижал его к себе и погладил свободной рукой.
– Не забудьте об условии! – крикнул Том Хаггин. – Что бы с вами ни случилось, Джерри должен вернуться ко мне.
– Я напишу распоряжение и спрячу его вместе с судовыми документами, – отозвался Ван Хорн.
Джерри знал много слов; знал он и свое собственное имя. В разговоре двух белых оно повторялось несколько раз, и он понял, что речь идет о чем-то туманном и ужасном, надвигающемся на него. Он еще энергичнее заерзал, и Ван Хорн опустил его на палубу. Он прыгнул к перилам с такой быстротой, какую трудно было ожидать от неуклюжего шестимесячного щенка, и попытка Ван Хорна его остановить не увенчалась бы успехом, если бы Джерри не отступил перед водой, лизавшей борт «Эренджи». Он вспомнил о табу. Его остановил образ плавучего бревна, какое было вовсе не бревном, а чем-то живым. Не рассудок заговорил в нем, а запрет, вошедший в его плоть и кровь.
Он присел на свой обрубленный хвостик, поднял к небу золотистую мордочку и в отчаянии залился протяжным щенячьим воем.
– Все в порядке, Джерри, старина! Возьми себя в руки и будь мужчиной! – успокаивал его Ван Хорн.
Но утешить Джерри было не так-то легко. Хотя Ван Хорн, несомненно, был белокожим, но это был не его бог. Его богом был мистер Хаггин, и к тому же – высшим богом. Это ощущал Джерри, даже совершенно о том не думая. Его мистер Хаггин носил штаны и ботинки. А бог, стоявший подле него на палубе, больше походил на чернокожего. Штанов он не носил и ходил босиком. Мало того: вокруг бедер у него, как и у всякого чернокожего, была обмотана яркая набедренная повязка, которая
