изделий и оптовых складов во французские рестораны и модные бутики. Нельзя сказать, что она и вправду считала модный бутик более высокой ступенью по сравнению со складом, скажем, тканей, но уже обладала достаточным опытом, чтобы не высказывать столь негативные суждения в печати. Сначала она думала, что Иокаста лесбиянка (из-за стиля одежды), но потом поняла, что она просто чудачка. Ренни она нравилась, потому что была куда отвязнее, чем могла бы стать сама Ренни, даже теоретически. С одной стороны, она восхищалась этим ее качеством, с другой – понимала, что это опасно, а с третьей – будучи, в конце концов, уроженкой Гризвольда, презирала его.
Иокаста носила самодельные украшения, потому что была бедна, а они стоили дешево. Ей даже не приходилось покупать их, в своих поисках она обходила дамские комнаты ближайших ресторанов. «Я просто отрываю цепочку с заглушкой плоскогубцами, и вуаля!» Но Ренни иногда нравилось писать статьи о трендах, которых на самом деле не существовало, чтобы проверить, удастся ли ей создать какой-нибудь, написав о нем статью. Она могла поспорить, что через две недели после выхода номера встретит на улице не меньше десяти женщин с цепочками от заглушек вокруг шеи. Подобные «успехи» доставляли ей немного стыдное удовлетворение, частью приятное, частью скорбное: на что только не способен человек, лишь бы не прослыть немодным.
Обычно ее статьи о фальшивых трендах хвалили не меньше, чем о трендах существующих. Даже редакторы «велись», а если и нет, то все равно хвалили, хоть немного, но веря, что рассуждения Ренни в результате подтвердятся – пусть и по прошествии времени. Ведь когда она не сочиняет, то бывает по-настоящему прозорлива: порой кажется, что она способна предвидеть будущее.
«Если бы я могла предвидеть, – сказала как-то Ренни одному из коллег (мужчине, который периодически повторял, что они должны как-нибудь пойти выпить), – думаешь, я б стала тратить время на такую хрень? Цвет губной помады, длина юбок, высота каблуков, пластиковые и позолоченные побрякушки, которые они нацепляют? Я предвижу настоящее, вот и все. Внешнее. Ничего особенного».
Ренни стала большим экспертом по внешнему, когда впервые выбралась из Гризвольда. («Получив университетскую стипендию; единственным пристойным вариантом уехать из Гризвольда для молодой одинокой женщины, – говаривала она, – был нырнуть в омут головой».) Внешнее определяло, серьезно ли к вам будут относиться; в частности, то, что считалось непреложным дома, более-менее всегда оказывалось нелепым в остальном мире. К примеру, в Гризвольде все были ярыми приверженцами одежды из полиэстера.
Поначалу она смотрела, чтобы подражать. Потом – чтобы не подражать. А потом – просто смотрела. Когда профессора-марксисты в колледже или ярые феминистки жестко критиковали фривольность ее специализации, она парировала их нападки цитатой из Оскара Уайльда, мол, только поверхностные люди не заботятся о своей внешности. И тут же со всем тактом предлагала внести в их гардероб определенные
