Ты, словно обрела новый Ритм своего дыхания.
Мы встретились ранним утром 5 декабря на железнодорожном вокзале в Киеве. С вечера в Одессе я не решился Тебя окликнуть. Ты шла в облаке своего радужного настроения, которое, казалось, унесло Тебя так далеко, что ни одна причина не могла перевесить в пользу Твоего возвращения. И то, как навис над Тобой наш Аполлон, и то, как нелепо Он смотрелся на фоне Твоего сияния, лишь подтверждало мою версию. Я только отметил, в каком вагоне едет Группа, чтобы по прибытии поспешить туда.
По одному выходили Ребята, вышел наш разудалый Баянист, и я с удовольствием Его поприветствовал. Мне нужно было обсудить с Ним подарок на Его день рождения, так Он мне понравился. Болтали мы весело, и я, уже не искал Тебя глазами, как почувствовал на себе острый взгляд. И повернулся. Вся Твоя фигура говорила о крайней степени раздражения. Саня что-то увлечённо рассказывал, Ты съеживалась, и я почувствовал себя непутёвым кавалером, бросившим посреди праздника свою Спутницу. Именно это меня и спасло.
Я свернул разговор и не спеша направился к Тебе, улыбаясь своей фантазии. Наверное, себе на удивление, я способен вспомнить каждое Твоё слово и воспроизвести наш диалог в деталях посекундно. Но дело было не в словах. А в их звучании. Мало кому из посторонних повезло видеть, как Ты злишься, силишься справиться с собой, но даже в профиль только прячешь взгляд, наполненный желанием убить на месте. Я чувствовал это каждой своей клеточкой, и переполнялся бесконтрольным удовольствием, которое тоже невозможно было скрыть. Я с легкостью истинного джентльмена нашёл возможность высвободить Твой гнев наружу, спросив, бывает ли так, что Вы с досады стираете не глядя письма оптом. И Ты согласилась, напряжение ушло из Твоих плеч в Твою речь. Ты не без досады пояснила, что бывает, едешь, едешь 18 часов, потом открываешь письмо, а там простыня! «Пожалейте же вы меня!», – не столько просила, сколько настаивала Ты и вдруг развернулась ко мне всем корпусом, полыхнула в мои смеющиеся глаза огнем своих глаз и резюмировала: «Пишите лаконичнее!».
Сколько раз я возвращался в этот миг! Сколько раз я его анализировал и так, и эдак! Но снова и снова совершал все последующие ошибки того дня.
Письма своего я не помнил уже тогда. Но я помнил совсем другое. И как только мы расстались, как только развеялся Твой запах, я остался наедине с самим собой. И в том противостоянии первый раунд выиграл тот, кто боялся показаться слабым. Тот, для кого слово «пожалеть» приравнивалось к унизить, и в данном случае унизительной казалась именно моя позиция. Ведь сравнение писем с простыней приравнивалось к отсутствию интереса к написанному. Но Твой взгляд, Твоё поведение, подтексты в разговоре говорили об обратном. И я сдерживал себя, как мог, и получалось плохо.
Я был уязвлен. И я был счастлив. Предо мной открылись новые возможности и захлопнулись недавние привилегии. У меня появился шанс поучаствовать в обустройстве Твоего быта, но он мерк в сравнении с сокращением
