еринской цивилизации. Не вспомнят Рыбакова Андрея – гениального астрофизика и главного инженера ковчега. Не вспомнят его брата Петра и не вспомнят Иосифа – лучшего из пилотов и последнего капитана «Ермака». Моего отчима.
Не вспомнят мою мать Марию, умершую при родах. И даже создателя нашего мира – Михаила-Творца, от чьего семени я был непорочно зачат.
Что там говорить: никто не вспомнит и обо мне – избранном сыне, которого экипаж по иронии судьбы назвал Нилом.
Все мы будем забыты. Теперь это ясно даже такому далёкому от физики человеку, как я. Расчёт и замысел оказались неверными. «Ермак» не догонит «Армстронг». Наш ковчег вышел с Земли на сорок лет позже, и с тех пор каждый день сокращает разрыв на миллионы километров, но этого всё ещё недостаточно. Шестнадцати лет, оставшихся до окончания миссии, слишком мало, чтобы угнаться.
Мы сойдём на Орум вторыми.
И никто не запомнит нас.
Я думал об этом каждое утро, просыпаясь в белой просторной каюте. Смотрел на звёздные карты, выведенные голограммами под потолком, и следил за тем, как красная точка, помеченная буквой «А», всё ближе подбирается к Облаку Смерти, за которой скрывалась экзопланета.
«Облако… – думал я. – Единственная наша надежда. Последний козырь, припрятанный самой вселенной на подходах к звёздной системе».
В глубине души я мечтал, что этот козырь сыграет. И каждый раз, когда об этом размышлял, чувствовал укол совести. Слышал в голове голос учителя:
«Не желай зла, маленький Нил, – говорил Крестов, когда был ещё жив. – Вся история, все предания и все заповеди Земли, чьё знамя мы гордо несём сквозь космос, – все они на самом деле лишь об одном. Люби другого… Люби, даже если ради этого придётся пожертвовать мечтой».
Я знал, что учитель прав. Понимал, о каких заповедях он говорит. Ведь с самого рождения я только и делал, что впитывал в себя всю историю материнской цивилизации, всю её культуру, предания, произведения искусства, философские труды, религиозные сочинения и прочее-прочее-прочее… После смерти Крестова, я остался единственным человеком на «Ермаке», который помнил, с чего начиналась Земля.
И всё же слишком трудно совладать с гордыней, когда ты – семнадцатилетний мальчишка и член капитанской семьи, которому с самого детства твердили об избранности. Особенно, когда знаешь, что именно ты – хранитель Ключа, тот самый сын, что однажды закончит великую экспедицию «Ермака» и первым ступит на твердую землю впервые за двести пятьдесят с лишним лет.
«Уймись, Нил. Уймись. Сатана гордился, с неба свалился. Фараон гордился, в море утопился» – вспомнилась прибаутка, вычитанная давным-давно в одном из файлов библиотеки.
Хотел бы я увидеть небо и море. Особенно море. На архивных записях оно казалось мне невероятно величественным, но интуиция подсказывала, что никакая виртуальная запись не может передать его мощь в полной мере…
Висевшие на стене часы пропищали два раза. Вырвали меня из раздумий. Я встал с постели и, надев чёрную мантию, расчесал перед зеркалом длинные волосы, падавшие на плечи.
Время близилось к девяти. Значит, пора отправляться на проповедь.
***
По коридорам «Ермака» я обычно ходил босиком. Пластиковые полы были теплы на ощупь от работавших в нижних отсеках механизмов жизнеобеспечения. Гуляя на босу ногу, я иногда прикрывал глаза и представлял, будто иду по земному пляжу – желтой мелкой породе, которую люди древности называли песком. Может и до сих пор называют. Кто знает, что у них там творится? Связь с Землёй оборвалась ещё за сотню лет до моего рождения. Последняя запись гласила о новом типе реактора антиматерии, построенном где-то на Южном полюсе. На этом известная нам история материнской цивилизации кончалась.
– Здравствуйте, – сказал я, заходя в лекционный зал. – Садитесь, пожалуйста, не стойте.
Десятки рабочих: инженеров, механиков, биологов чуть склонили головы, а затем послушно уселись за крохотные пластиковые столики. Достали планшеты с электронными перьями и уставились на экран.
– Тема сегодняшнего занятия: мифология западноевропейских народов. Поговорим о культуре наших братьев по материку…
Заметив пару нахмуренных лиц, я усмехнулся и напомнил всем, что такое «Европа», «Запад» и «материк». Затем, держа в руках лазерную указку, начал неторопливо ходить вдоль экрана и рассказывать о том, какие культурные пласты лежали в основе цивилизации, подаривших нам Шекспира, Вольтера, Диккенса, Конана-Дойла и прочих-прочих великих творцов, о которых люди, сидевшие в зале, вряд ли когда-то слышали. Паства ловила каждое моё слово. Спасибо Крестову, научившему излагать мысли красиво. Благодаря его урокам, я без труда мог сплести узором даже самые невероятные и диковинные образы. Я давал людям возможность представить вещи, которых никогда не было на корабле, и даже
