гимнастерку и продолжал подпрыгивать на месте, широко открыв рот и бессмысленно пуча глаза. Тюлькин угрюмо подбадривал:
– Давай, давай, работай, зарабатывай на сало.
Он смотрел на ноги Ивана и думал: «Хорошо быть дурачком, было бы чего поесть да где поспать, а там хоть трава не расти. И обижай его – не обидится, потому что дурак».
Гошка шел мимо склада в магазин за папиросами. Он случайно увидел пляшущего Ивана и подошел поближе.
– Давай, давай, – подбадривал Тюлькин, – вот и Гошка хочет посмотреть. Хватит барыню, давай русского. Вот так, да побыстрей, а то сало не получишь.
– Опять балуешься, Тюлькин, – сказал Гошка и повернулся к Ивану: – Иван, перестань плясать.
Иван перестал. Поднял с земли шапку и дышал тяжело, по-рыбьи. Тюлькин посмотрел на Гошку, потом на Ивана и после некоторого молчания спросил:
– Ну, чего стал?
– Давай сало, – сказал Иван.
– А чего стал?
– Гошка сказал.
– Ну и проси у него сало, – подумав, посоветовал Тюлькин и, поднявшись, пошел прочь.
Гошка схватил его за рукав:
– Дай человеку сало.
– Вот ты и дай. Ты ведь начальник. Министр!
– Дашь сало?
– Не дам.
После выпивки Тюлькин становился храбрым.
У Гошки задрожали пальцы, и кровь отошла от лица. Он сжал пальцы в кулак и двинул им Тюлькину в подбородок. Тюлькин прошел спиной вперед шага четыре и, споткнувшись, сел в пыль посреди двора возле свиного корыта. Свинья, испуганно хрюкнув, отбежала в сторону, потом зашла с другой стороны и снова принялась чавкать.
– Ну ладно, – сказал Тюлькин, трогая рукой подбородок. – Я тебе, Гошка, это припомню.
Он поднялся, сплюнул кровь с прикушенного языка и пошел прочь.
– Пойду скажу Петру Ермолаевичу, пусть он тебя на пятнадцать суток оформит.
– Сначала дай Ивану сало, а потом пойдешь жаловаться.
Тюлькин, не отвечая, прошел мимо. Гошка опять схватил его за рукав:
– Открой склад.
Тюлькин посмотрел Гошке в глаза и понял: надо открывать. Вечером к Гошке зашел Пятница. Сняв шапку, приглаживая ладонью пушок на голове, он сказал:
– Ты что ж это, Яровой, рукоприкладством занимаешься?
– Каким рукоприкладством?
Гошка сделал вид, что не понимает, о чем речь.
– Ну как каким? Вот Тюлькин жалуется, что ты его по физиономии съездил. Говорит: «В суд подам». Как же это получается? Я, конечно, на Отечественной не был, врачи в армию не пустили, но у нас в Первой Конной за это знаешь что делали? Не знаешь? А я вот тебе скажу: у нас за это… – Он долго думал, что в таких случаях делали в Первой Конной, но, так и не вспомнив, закончил: – У нас за такие дела по головке не гладили.
Гошка нахмурился:
– А что у вас делали в Первой Конной, если кто-нибудь издевался над раненым или больным?
– То
