переплете, она выглядела очень скромно, словно нищий среди роскошно одетой знати.
То, что Волшебный Язык наделил эту книгу таким скромным туалетом, нисколько не удивляло Сажерука. Скорее всего, отец Мегги ненавидел эту книгу так же сильно, как любил ее. Сажерук осторожно вытащил ее. Прошло уже почти девять лет, как он в последний раз держал ее в своих руках. Тогда она была в картонном переплете и в суперобложке, порванной внизу.
Сажерук поднял голову. Мегги вздохнула и повернулась на бок, так что ее сонное лицо было обращено к нему. Какой несчастной выглядела девочка! Наверняка ей снился плохой сон. Она шевелила губами, сжимая свитер, словно искала какой-то опоры… Но в плохих снах чаще всего нет никого рядом, и он чуть было не разбудил Мегги. Каким слабаком он был на самом деле!
Сажерук повернулся к кровати спиной – с глаз долой, из сердца вон – и быстро раскрыл книгу. Ему стало тяжело дышать. Он пролистал первые страницы, почитал, полистал дальше, дальше и дальше. Но с каждой страницей все медленнее двигались его пальцы, и вдруг он закрыл книгу. Лунный свет струился через ставни на окнах. Он не знал, сколько он так простоял, потерявшись в лабиринте букв. Он так и не научился читать быстро…
– Трус, – прошептал он. – Ты трус, Сажерук! – Он кусал губы до тех пор, пока ему не стало больно. – Ну, брось ты! – шептал он. – Это может быть последняя возможность, болван. Когда книга окажется в руках Каприкорна, он вряд ли позволит тебе заглянуть в нее.
Он снова открыл книгу, пролистал до середины и опять захлопнул ее, да так громко, что Мегги вздрогнула во сне и спрятала голову под одеялом. Сажерук ждал, не шевелясь, возле кровати, пока ее дыхание снова не стало равномерным, а потом, глубоко вздохнув, склонился над ее сундучком, положил книгу рядом с другими и беззвучно закрыл крышку.
– Ты видел? – шепнул он своей кунице. – Я просто не могу решиться. Если хочешь, ищи себе хозяина поотважней. – Гвин тихо тявкнул возле его уха, но если это и был ответ, то Сажерук его не понял.
Некоторое время он слушал ровное дыхание Мегги, а потом подошел к двери.
– Что все это значит? – шептал он, снова оказавшись в коридоре. – И кто знает, чем все это кончится?
Он поднялся в каморку под крышей, которую выделила ему Элинор, и лег на узкую кровать, вокруг которой громоздились горы ящиков с книгами, но так и не сомкнул глаз до самого утра.
И все дальше на юг
В поход, беспечный пешеход,
Уйду, избыв печаль, —
Спешит дорога от ворот
В заманчивую даль,
Свивая тысячу путей
В один, бурливый, как река,
Хотя, куда мне плыть по ней,
Не знаю я пока!
Утром, сразу после завтрака Элинор разложила на кухонном столе дорожную
Перевод А. Кистяковского.
