проводит по своим седым волосам гребешком, который всегда торчит у него из нагрудного кармашка. Иногда он здорово злится на нас и раздает тогда оплеухи направо и налево. После уроков он висит в спортзале на кольцах или выполняет упражнения на козле – с прямыми, как палки, ногами.
Учитель спросил:
– Кто из вас может рассказать мне что-нибудь о Первой мировой войне?
Пит Зван поднял руку. Он знал все на свете, просто обалдеть!
– Мы тогда сохраняли нейтралитет, – сказал Пит Зван. – Мы не воевали, а немцы тогда тоже потерпели поражение.
– Отвечать можно только после того, как тебя вызовут, – сказал учитель. – Больно ты много знаешь! Смотри, не успеешь оглянуться – и к пятнадцати годам у тебя уже будут усы и вздувшиеся вены.
– Хорошо, я учту ваши слова, учитель, – сказал Пит Зван.
Учитель закрыл глаза.
– Не по душе мне твоя заносчивость, – сказал он.
Мы все посмотрели на Пита Звана. Если учитель сейчас передумает рассказывать нам интересную историю и велит решать задачки, то виноват в этом будет Пит Зван.
– М-да, – сказал учитель, – я тогда служил в армии, был солдатом, лучшее время моей жизни! Все дни в радость, даже если приходилось ползти по грязи.
Лишье Оверватер подняла руку.
– Вы стреляли в немцев, да, учитель? – спросила она.
– Мы сохраняли нейтралитет, – спокойно ответил учитель. – Ведь господин Зван только что нам это изложил. Мы ежедневно находились в состоянии боевой готовности, каждое утро чистили пуговицы и ствол винтовки, но фрицы так и не сунулись в нашу страну, а то я бы их сразу пристрелил.
Учитель взял указку, шагнул вперед и сделал вид, будто целится в нас.
– Бах-бах-бах, – произнес он несколько раз подряд.
Мы расхохотались.
– Ребята, – сказал учитель, когда мы успокоились, – когда я служил в армии, я исколесил нашу страну вдоль и поперек. Мы ездили на велосипедах, среди полей и дюн, с винтовкой и ранцем за спиной. Солнышко светит, деревенские девчонки машут нам рукой. Мы слезали с велосипедов и угощали их шоколадом «Кватта», и светловолосые красавицы целовали нас в щеку. От них пахло парным молоком и только что сбитым маслом. На самой симпатичной из них я женился, сейчас она сидит дома и штопает мне носки.
Мы все вздохнули.
– Я набрал для нее ежевики; я даже не знал, как ее зовут. Я осторожно положил ягоду ей в рот, она закрыла глаза и покраснела.
Он смолк, в классе было тихо-тихо.
Я закрыл глаза и подумал о Лишье Оверватер. Может быть, я тоже когда-нибудь положу ей в рот ягоду ежевики?
– Надо было следить, чтобы на гимнастерке не было пятен, – продолжал учитель. – За красное пятно на гимнастерке полагалось наказание: почистить десять мешков картошки.
Тут в класс вошел завуч. Он посмотрел на нашего учителя и кашлянул в кулак. Учитель тотчас надел пиджак.
– Дети, я должен вам кое-что сказать, – произнес завуч. – Вы ведь еще не знаете, что у Томаса
