затылке, волосы собраны в пучок.
Тетя Марта нарядно оделась, провожая Штеффи в Гётеборг, где той во время учебы предстояло жить в семье доктора на полном пансионе. Один выходной в месяц и каникулы Штеффи будет проводить на острове у тети Марты с дядей Эвертом. Так решено.
Воздух в салоне был неподвижен. Стояла духота. Штеффи обмахивалась старой газетой, забытой кем-то на скамье. Но тетя Марта сидела прямо и неподвижно, пальто застегнуто на все пуговицы, на шее аккуратно завязан платок.
Рядом со Штеффи стояла дорожная сумка. В ней лежало почти все ее имущество: одежда, книги, дневник, фотографии мамы с папой. Лишь видавший виды плюшевый мишка остался в мансарде дома тети Марты и дяди Эверта. Штеффи уже не маленькая, ей исполнилось тринадцать.
В гетеборгской школе она станет называть себя «Стефания». По-взрослому и романтично, не то что ее детское уменьшительное имя. Свен тоже звал ее Стефанией. Скоро они встретятся.
– Меня зовут Стефания, – тихонько пробормотала Штеффи.
– Что ты сказала?
– Ничего.
– Не надо бояться, – сказала тетя Марта. – Ты не хуже других, помни об этом. А кое в чем – даже лучше.
Тетя Марта не из тех, кто щедр на похвалы, или, как она говорила, льстит. Слышать от нее такое было очень непривычно.
– Тетя Марта! – сказала Штеффи.
– Да?
– Тетя Марта, вы когда-нибудь жалели, что взяли меня?
Тетя Марта удивилась:
– Жалела? Это был правильный поступок. О таком не жалеют.
– Но разве вам не хотелось, чтобы вам достался другой ребенок, лучше, чем я?
Тут произошло кое-что еще более неожиданное. Тетя Марта рассмеялась:
– Странные у тебя мысли, девочка. Я даже никогда не задумывалась об этом. Не спорю, ты наделала много глупостей, но ничего такого, чего ни Бог, ни я не смогли бы тебе простить.
«Кто же строже, – подумала Штеффи, – тетя Марта или ее Бог? Думает ли Бог всегда, как тетя Марта, или наоборот?»
Пароход держал курс прямо вперед, меж голых скалистых островков и шхер. Далеко позади все еще виднелся берег.
Год назад Штеффи и ее младшая сестра Нелли совершили плавание в обратном направлении – из Гётеборга на остров. Это был последний этап их долгого путешествия из дома. Мама с папой остались в Вене. В Швеции принимали еврейских детей-беженцев, но не взрослых. Так решило правительство.
В тот раз Штеффи уезжала от всего, что знала, и всего, что ей нравилось, к чужим людям в чужую страну с чужим языком. «Здесь только море и камни, – писала она в первом письме, которое так и не отправила. – Здесь я не смогу жить».
В этот раз никто не принуждал ее уезжать. Она сама захотела. Продолжить учебу, быть студенткой, учиться в университете и стать врачом, как папа. Штеффи мечтала об этом с тех пор, как себя помнила. Правда, тогда она думала, что это произойдет дома, в Вене.
Теперь она снова отправилась в путь, от тети Марты и дяди Эверта, от Веры, с которой наконец подружилась, от Нелли, оставшейся на острове с тетей Альмой и ее семьей. Штеффи стало страшно, вдруг она никогда больше не почувствует себя по-настоящему дома? Вдруг ей всегда придется скитаться?
Пароход приближался к Гётеборгу и вошел в реку Гёта.
– Можно выйти на палубу? – попросила Штеффи. – Мы бы увидели город с воды.
– Ну ладно, – сказала тетя Марта. – Раз ты так сильно хочешь.
Они встали у перил с правой стороны судна. На берегу раскинулся город, слева был Хисинген – большой остров с верфями и мастерскими.
– Вон «Жена моряка», – сказала тетя Марта и показала на статую женщины на высокой колонне. – Видишь, она смотрит на море и ждет своего мужа.
Штеффи не смогла разглядеть лица «Жены моряка», но представила ее с чертами тети Марты, на лбу которой появлялась озабоченная морщинка всякий раз, когда дядя Эверт был в море. Сейчас война, рыболовное пространство заминировано, и случалось, что шведские рыбацкие лодки и торговые суда подрывались.
Пароход пристал к Деревянному пирсу, который клином выдавался прямо в реку. По обе стороны в ряд пришвартованы суда, курсирующие в шхерах. На пирсе было шумно, люди поднимались на борт, сходили на землю или просто ожидали своих знакомых. Мужчина в голубой спецодежде перетаскивал в лодки бочки и ящики из грузовика, стоящего у края пристани.
У Штеффи закружилась голова. Давно уже ей не приходилось видеть так много людей сразу. Она осторожно сошла по мосткам, неся в руке сумку. Вместе с тетей Мартой протиснулась к пристани, туда, где несся поток дымящих автомобилей.
