Как? – опять испугалась она. – Зачем?
– Не задавай дурацких вопросов! – Он всадил нож в брюхо зверя и стал вспарывать шкуру.
– Я не буду раздеваться! Не хочу!
– Тогда это сделаю я! – проревел Мамонт. – Живо раздевайся! Догола!
– Я замерзну! – слабо воспротивилась она. – Не понимаю, что ты хочешь…
– Ты хочешь жить? Если хочешь, выполняй, что я требую.
Инга замолчала, зашуршала курткой. Мамонт вспорол зверю брюхо от грудной клетки до таза, на ощупь располосовал диафрагму, пахнуло теплом…
– Готова? Ну?!
– Нет еще…
Он спрятал нож, перебрался через тушу и стал сдирать с Инги одежду. Вытряхнул, выпростал ее из свитеров, штанов и нижнего белья, затем подхватил поперек и стал заталкивать в горячее медвежье чрево.
– Что?.. Что ты делаешь? – бормотала она. – Что ты со мной делаешь?..
Мамонт упрятал ее в тушу почти с головой, ногами в грудную клетку, стянул разрез на медвежьем брюхе, будто запахнул спальный мешок.
– Лежи, – сказал примирительно. – И постарайся уснуть. Считай, что ты – в материнском чреве. Придет утро, и ты родишься во второй раз. А человек всегда рождается в крови и муках. Так что лежи спокойно. Сейчас тебе станет тепло и хорошо. Потому что нет ничего спасительнее материнского тепла…
Инга не отзывалась. Мамонт ощупью нашел ее лицо, послушал дыхание – спутница уже спала.
Он не обманывал, когда говорил о чудодейственности не просто биологического тепла, а материнского, особого тепла, поскольку добытый зверь оказался медведицей, и два вырезанных из чрева медвежонка вместе с маткой лежали сейчас в углу берлоги. Прежде чем угнездиться самому рядом с тушей, он взял их, вытащил наверх и забросил подальше в снег…
Во сне она стонала и плакала от боли – отходили обмороженные ноги. И он скрипел зубами, ощущая ту же боль, разламывающую пальцы, но ни разу не проснулся до конца, чтобы ощутить явь. Наконец, вырвавшись из тяжкой дремоты, он обнаружил, что на улице день и отраженный от снега яркий солнечный свет достает до глубин медвежьей норы, так что можно различить свои руки.
Инга еще спала, и лицо ее смутно белело на черной шкуре. Мамонт густо смазал обмороженные и распухшие пальцы медвежьим жиром, намотал портянки и, пересиливая боль, загнал ноги в сапоги. Пока спутница не проснулась, следовало сходить и поискать спички: в мерзлом снегу они не могли размокнуть. Однако едва он сунулся в лаз, как Инга окликнула громким, шипящим шепотом – потеряла голос.
– Мамонт? Мамонт!.. Где я?
– Ничего не бойся. – Он потрогал ее лицо. – Я сейчас пойду искать спички. Потом разведу костер и приму роды.
– Какие роды?
Она заспала все, что было вчера, и это разгрузило ее психику. Сейчас ей можно было рассказывать сказки…
– Тебя проглотил медведь. И когда у нас появится огонь, я достану тебя из брюха. Помнишь сказку про Красную Шапочку?..
– Нет, правда, где я? Наконец
