любил тут же на берегу варить уху, зная, что в воскресный день к обеду придут к нему младшая сестрёнка с мамой. Они усядутся на траву, разбросят рушник, выставят чашки, нарежут хлеба, лука-батуна, а Кеша поднесет парующую в котелке, запашистую уху из пескарей, ельцов, ершей и окуней. Знатная уха, наваристая из стольких-то сортов рыбы! Да и обильная.
Сейчас в котелке был утренний улов. Кеша опрокинул его. Рыбёшка затрепыхалась в осоке.
– Ты чего, Кеша? – раскрыл было рот Колька.
Кеша зачерпнул в котелок воды и метнулся по косогору на поляну.
– Гнёзда спасать!
– Как? – донесся испуганный Колькин голос.
Кеша бежал по поляне к первому, только ему известному гнезду. Вот оно, старательно свитое жаворонками из былинок, прикрытое стеблями пырея, упавшими снопом на землю. На дне пух, мягкий и теплый, где красовались пять крохотных яичек. Кеша полил вокруг гнезда водой из котелка. Что дадут эти капли в море травы? Он снова бросился к реке, а огонь приближался. Ветер слегка переменился и гнал страшную языкастую стену с юга, но и с запада огонь бушевал и наступал, грозя взять в кольцо юного натуралиста. Кеша не видел опасности. Он снова зачерпнул воды и закричал Кольке, что стоял на высоком берегу и глазел на пожар:
– Чего стоишь, помогай!
– Чем помогать, у меня садок!
– А-а, – махнул рукой Кеша и помчался к гнезду, снова облил вокруг, но понял, что усилия его не помогут. Тогда он принялся лихорадочно срывать вокруг густую траву и отбрасывать в сторону, уничтожая пишу для огня. Смерч угрожающе надвигался, оставляя после себя чёрную, обугливающуюся землю. Кеша знал, что после пала через пару недель сквозь гарь пробьются многочисленные шилья травы, и к середине лета она встанет буйно. Но знал и другое: пал свободно перекинется в белоствольный лесок, как это бывало в других местах выше и ниже его облюбованного места на реке для рыбалки. В этих рощах, по рассказам старшего брата, водились зайцы-беляки. Он ставил зимой силки и приносил добычу домой. Мех в эту пору крепок, брат шил из шкурок прекрасные шапки. Теперь заяц в местных лесах редкость. Одни выгорели, другие ушли от этой жути. Были и лисы, куропатки, гнездились горлицы, токовали глухари. Остались только одни мыши-полёвки да суслики. Настоящий Чернобыль или Фукусима.
Слева на взгорке появился всадник на белом коне. И сам он был белый. Остановился, окинул взором бегущий пал. Кто там в центре? Мальчишка из котелка поливает траву принесённой водой. О, безумец, да разве такой шторм огня остановишь каплями! Что же он делает дальше? Рвёт траву! Зачем?
И догадался, спасает гнездо! Но увидел всадник опасность. Огонь охватывал поляну с двух сторон, а теперь заворачивает и от реки. Берёт юнца в кольцо. Будущего воина и мужа, продолжателя рода. Из груди всадника вырвался вопль отчаяния, он вознёс руки к небу и пустил белого скакуна в сторону пламени. Как на крыльях, перемахнул через стену огня. Колька потом клялся, что видел крылья у скакуна! Всадник стремительно подлетел к неистовому мальчугану, нагнулся, ухватил за руки и вырвал из наступающего
