отвагой, на которую был способен. Макс мельком подумал, что там, на небесах, кто-то все же есть – и этот кто-то послал навстречу охотнику на чертей Алтынову не старика, что раз в день сползал с пятого этажа и брел в магазин, не одинокую тетку, что жила на третьем этаже, не ребенка, а его, Макса Еланского.
Присесть он успел в последний момент – топор врезался в дверной косяк, застрял в нем, а во все стороны полетели щепки. Вова, как Геракл, одной левой выдрал топор из старого сухого дерева, ухватился за оружие обеими руками, занес его над головой, одновременно напоминая силам ада, что просто так сдаваться не намерен и душу свою продаст дорого, так дорого, что князю тьмы всех богатств мира не хватит. Занес, обрушил на дверь подъезда, вернее, на то место, где только что стоял Макс.
Он увернулся, ушел вбок и с силой пнул Алтынова ногой в отвислое брюхо. Вова охнул, выдрал топор из раскуроченной двери, разогнулся и ударил в ответ, держа топор плашмя. Макс отпрыгнул к стене, топор просвистел в паре сантиметров от живота и снова врезался в косяк. Дерево хрустнуло, от стойки отвалился хороший кусок, упал Вове под ноги, тот отшвырнул деревяшку и примеривался к следующему удару.
– Вова! – крикнули сверху. – Вовочка, не надо! Иди домой, Вовочка!
Это надрывалась Маринка – в длинном пестром халате она суетилась на площадке первого этажа аккурат напротив почтовых ящиков с выдранными дверцами и напоминала Максу сейчас полезное в хозяйстве приспособление, именуемое «баба на чайник». Нескладную тряпичную игрушку, что, оживши, скачет бестолково на одном месте, трясет подбородками и призывает потерявшего разум мужа опомниться и вернуться в лоно семьи.
– Дурак ты, Вова, – сказал Макс, не сводя с алкоголика глаз, – кто ж так чертей ловит? Их много, ты один – силы не равны, сам посуди. Их картечью надо или сеткой, как плотву. Пока одного ловишь, десяток тебя дома ждет, водку твою допивает.
Разумный довод не помог, Вова вошел в раж, ринулся на Макса с поднятым оружием, заревел что-то вроде: «Сгинь, нечистый!», налетел, грохнул топором по стене. И сам повалился, как старый шкаф, рухнул всей тушей на пол, крепко, до нехорошего гула и стука, приложившись затылком об пол. Макс успел присесть и дернуть горячечного на себя за коленки – старый прием, еще по армии известный, и действовал всегда безотказно. Обычно противника шокировал необъяснимый факт: только что оппонент был здесь, и вот его уже нет. Но разбираться некогда – пол, или что там внизу окажется, больно бьет по затылку, на том все обычно и заканчивается.
Так вышло и в этот раз, Алтынов затих, неподвижно громоздился на полу и слабо ворочал башкой точно до приезда полицаев и немногословных людей в белых халатах. Те поняли все без слов, Вову перевернули на живот, скрутили руки и утащили в карету «Скорой», следом шел мрачный, уставший полицай с топором в руке, за ним семенила Маринка, ревела в голос и причитала:
– Как же так, он же заслуженный человек, инженер-механик, конструктор! У него образование высшее, стаж работы двадцать пять лет начальником
