То владел им некто Григорий Карамышев, потомок татарского рода, то, после его смерти, сам Иван Грозный, то царский брат князь Владимир Старицкий, то воевода князь Воротынский, то дворянин Толмачев, то боярин Плещеев, то петровский фельдмаршал князь Репнин, то Опочинины, то Нарышкины… а южские болота так и оставались болотами. Пахотной земли – кот наплакал, да и была она худородной. Мало того что у нас в России как в окошко ни глянь – так все время не май месяц, так еще и земля…
…Рыдала, когда меня распределили не домой, в Южу, а в Муром. Это уж я по распределению мужа сюда приехала. Мы – первые молодые специалисты-врачи, которым жилья уже не давали, а дали комнату в казарме, которую построил для рабочих еще текстильный фабрикант Балин больше ста лет назад. Туалет там был, да и сейчас есть, общий, а стенки кабинок до потолка не доставали. Зайдешь в него… Это вам, извиняюсь, не туалет на Курском вокзале, где все приезжие. Тут сначала со всеми поздоровайся, а уж потом… Через четыре года мой городской муж сказал – будем строить свой дом. Как подали заявление на участок под строительство дома – так нас тут же сняли с очереди на квартиру. Два года стройки… Дорого нам этот дом обошелся – мужу пришлось уйти из медицины, но я еще работала на полставки доктором в садике. Зарплату задерживали по четыре, по пять месяцев. Из-за беспрерывной инфляции к моменту получения от этой самой зарплаты не оставалось практически ничего. В девяносто пятом году мы занялись аптечным делом. Построили сами аптеку. Мне пришлось получить еще одно образование в Петербурге – фармацевтическое. Это уже все платно. И потом еще одна интернатура в Ярославле. Через полгода вышел указ о том, что хозяин не обязан иметь высшее фарм. образование. Можно использовать наемный труд…
И стали южане заниматься торговлей. В девятнадцатом веке весь северо-восток Владимирской губернии занимался торговлей мелким товаром вразнос и вразвоз. И вот эти самые коробейники, ходившие по деревням, селам и городам с коробами товара, назывались офенями. Теперь об офенях помнят только историки и краеведы, а уж о том, что у них был свой собственный язык… Зря не помним. Уж одно-то слово из этого языка мы употребляем почти каждый день. Это слово – «лох». Означало оно… да ничего обидного и не означало. Мужик. Просто мужик. То есть лох, говоря нашим нынешним языком. Взваливали офени на плечи короба с ситцем, галантерейным товаром, лубочными картинками, книжками, купленными оптом подешевле на ярмарках, и… «Ой, полна, полна моя коробушка, есть и ситец, и парча. Пожалей, моя зазнобушка, молодецкого плеча!..» На самом деле могли и не пожалеть. Могли и короб на голову по пояс натянуть – уж больно хитры были офени. Плутовали при торговле как дышали. Потому и в одну деревню старались два раза не приходить.
И среди офеней были богатые и бедные. Состоятельный офеня мог иметь даже нескольких приказчиков, которые разъезжали по губерниям и торговали. Бедному же офене все приходилось делать самому. Поди походи месяцами от деревни до деревни в
