осмотреть городского советника, я должен возиться с этими крестьянами, которые заплатят мне в лучшем случае несколько яиц!
Он ткнул тощим пальцем Симону в грудь.
– Признавайся, опять таскался к этому палачу и рылся в его мерзких книгах? Люди болтать не устают, а ты им каждый раз повод даешь!
Симон закатил глаза. Бонифаций Фронвизер ненавидел палача и считал, что он испортил его сына своими неслыханными способами лечения и еретическими книгами.
– Отец, пастор… – Симон попытался прервать нравоучения старика, но тот его сразу же перебил.
– Ах вот оно как! Все-таки объедался со старым жирдяем, да? Надеюсь, вкусно хотя бы было, – не унимался он. – Экономка у Коппмейера, видно, знатная стряпуха!
– Отец, он умер, – тихо проговорил Симон.
– Что? – Бонифаций Фронвизер вдруг растерялся. Он собрался уже снова разразиться руганью, но не решился. К такому он не был готов.
– Коппмейер умер. Поэтому мне пришлось задержаться, – повторил Симон.
– Я… мне очень жаль, – пробормотал старик, немного помедлив. – У него что, тоже была эта лихорадка?
Симон взглянул на троих посетителей, смотревших на него с любопытством и страхом вперемешку, и покачал головой.
– Кое-что… другое. Расскажу потом.
– Ну ладно, – проворчал отец, к нему снова вернулось спокойствие. – Тогда принимайся за работу. Эти трое, как видишь, пока живы и хотят подлечиться.
Симон вздохнул и принялся помогать отцу в осмотре больных. Долго возиться не пришлось: выдать кое-какие травы для отвара, послушать грудную клетку, поглядеть на язык и, как обычно, понюхать и осмотреть мочу. Симон этим уже не обманывался. Все это было всего лишь дешевым представлением, чтобы вселить в человека ложную надежду и стрясти с него деньги. Даже ученые доктора в редких случаях стали бы делать что-нибудь другое. И отец и сын оказались бессильны перед этой лихорадкой. Она бушевала в Шонгау около двух недель, и ее жертвами пали уже больше десяти человек. У человека болели все кости, начинался озноб. Некоторые совершенно неожиданно умирали посреди ночи, другие продолжали бороться – только лишь затем, чтобы позже выкашлять собственные легкие.
Симону оставалось только беспомощно наблюдать, и это выводило его из себя. А его отец, похоже, напротив, с этим смирился. Отношения между ними были, мягко говоря, напряженные. Будучи городским лекарем Шонгау, Бонифаций Фронвизер надеялся, что и сын пойдет по его стопам. Однако Симон не желал мириться с устаревшими методами отца. Ставить клизмы, пускать кровь, нюхать мочу всяких стариков… Ему больше нравилось заниматься по книгам, которые ему время от времени одалживал палач Шонгау. В прошлом году Куизль подарил ему целый сундук с книгами, однако Симон уже изучил их от корки до корки. Он жаждал новых знаний. Даже теперь, осматривая этих троих, в мыслях молодой человек в очередной раз перебирал спорные теории ученых.
