для него последним?
– Марго потеряла себя. После установления диагноза уже никто не слышал ее смеха, никто не видел улыбки на ее лице. Ее опухшие глаза выплакали все слезы. Ее руки постоянно в синяках и кровавых трещинах, потому что она бьет стены в бессильной злобе на судьбу. Она практически не спит, каждую ночь слушает дыхание Лайлы, потому что боится пропустить последний вздох дочери. Боится проснуться и не застать ее в живых…Марго взяла клятву со всех, кто знает о заболевании, что те не проболтаются Лайле о нем. Она постоянно говорит своей дочери, что это обычная простуда: « Еще день-два и ты поправишься. Снова будем кататься с тобой на велосипедах в парке, а на летних каникулах полетим в Египет, как ты и мечтала. Нужно только потерпеть…»
Глаза Анны в очередной раз наполнились слезами. Я не могла на нее смотреть и опустила голову. Мне больно слышать ее рассказ, хотелось бы забыть все это…
– Лайла нам всем, как родная дочь. Мы сдружились с ней… Я каждую ночь, делая обход по коридору, слышу молитвы Марго. Она просит у Господа пощадить девочку, дать ей защиту. Просит бога перенести болезнь дочери на себя.
– Как же это несправедливо… – проговорила я чуть слышно, отводя покрасневшие глаза.
Мы стояли еще какое-то время, не решаясь ничего сказать друг другу. Я почувствовала, что зря подняла все это. Как же хочется помочь Лайле… Если бы я только могла…
– Ладно, давай сменим тему разговора, – найдя в себе силы, предложила Анна. – Жизнь невероятно несправедливая штука, и, если об этом постоянно думать, то можно не заметить в ней ничего позитивного.
– Что же здесь хорошего? Неужели девочка заслужила такого конца?
– Лайла – чудесный ребенок. Нужно концентрироваться на том, что сейчас она все та же маленькая девочка. Болезнь практически никак себя не проявляет. Они все так же могут общаться, смеяться и гулять. Лайла не мучается от боли, как многие дети с похожим диагнозом. А главное: она все еще жива. За это нужно благодарить бога и дорожить каждым моментом времени, проведенным вместе.
– Может быть, в этом и есть смысл…
Следующие несколько минут мы шли каждый в своем раздумье. Пару раз Анна заходила в какие-то палаты, я же ожидала ее снаружи. Больница представляла из себя пятиэтажное здание, поделенное на отделения. Меня определили в терапевтическое, находящееся на 2 этаже.
Анна отвела меня к лифту, и мы спустились на первый этаж. Здесь была регистратура с толпой людей, парящихся в ожидании своей очереди на прием. Пройдя их, мы попали в приятный больничный холл. В центре стоял стол с какими-то флаерами, призывающими сдавать кровь. На стенах висели белые обои с малюсенькими отпечатками детских ручек, картины изображали природу, лошадей и прочих зверей – все это делало интерьер максимально дружественным. На одной из стен я заметила телефон и с мольбой посмотрела на Анну. В знак одобрения она кивнула мне
