секунд холодно, и тон его был несколько груб. – И что с того? Я попросил у тебя прощения за вчерашнее, а ты начала выделываться. И о какой самовлюблённости ты мне тут талдычишь, а?
Последние слова прозвучали громко – на весомом звуковом контрасте с началом фразы. Он уже не пытался сдерживаться и приглушить свою речь, отчего Марина невольно вздрогнула, однако не прервала зрительного контакта.
Его фраза отражалась от стен ещё несколько секунд после того, как он замолчал. Становилась всё тише и тише, а в итоге и вовсе угасла, оставляя лишь тишину и напряжение, воздух из-за которого можно было резать ножом. А Марина стояла и искренне не понимала, почему он вообще думает, что имеет право разговаривать с ней на повышенных тонах. Какого чёрта?
Он злил её, да. Сейчас прямо очень злил.
– А вот нужно думать, прежде чем что-то сказать или сделать, чтобы не попадать в такие ситуации, которые доставляют неудобство и мне, и тебе, придурок. Ясно? – она слышала, как звенел голос, пропитанный чистой яростью, однако старалась не придавать этому особого значения.
Сейчас, когда было важно другое: Егор обомлел, кажется. Лицо его окаменело, и он вглядывался в неё с искренним ошеломлением на лице. Будто бы не веря в то, что она сказала. Не веря, что она позволила себе это сказать.
Что вообще пискнула что-то наперекор ему.
Что, не ожидал? Вот так сюрприз, да?
Кажется, у него всё-таки была немного запоздалая реакция, если он не понял того, что она не собирается ему поддакивать и терпеть его мерзкое поведение, ещё в первый день их встречи. Однако его моментный ступор всё равно придал девушке уверенности, и она приподняла подбородок, ухмыляясь. Получая поистине неиссякаемый поток удовольствия.
И переходя, кажется, ту грань, которую пересекать было нежелательно. Ступая на зыбкую почву, рискуя утонуть, но делая шаг.
Не ступай – убьёт!
– Чего вытаращился на меня? Или мыслительный процесс – слишком сложное всё-таки для тебя занятие?
Ещё около нескольких секунд она была полностью уверена в том, что контролирует ситуацию, что Егор подавлен и побеждён.
А потом.
Едва ли не подпрыгнула на месте, когда его кулак с силой врезался в стену, издавая глухой разбитый звук, прокатившийся по помещению. Карие глаза, которые Егор вновь поднял на девушку, горели. Пылали такой злобой, что становилось не по себе. Хотелось сделать шаг назад, а потом ещё, и ещё, но девушка заставила себя стоять на месте.
Его тон был тих и спокоен, что шло в резкий диссонанс с его действиями и оттого тяжело воспринималось разгорячённым эмоциональной перепалкой разумом:
– Мне кажется, Марина, что ты слишком много на себя берёшь.
Маринамаринамарина…
Как у него получалось произносить её имя так, что она постоянно влюблялась в это произношение? Выделяя это слово из всей остальной кучи слов, каких-то непонятных,
