появлялись улыбки. Все эти солдаты были перепачканы с ног до головы грязью и кровью. Воистину, этот день, начинавшийся так серо, к своему завершению превратился в один сплошной красный цвет, цвет могущества династии Лунов.
V
Всё чаще ветер, дувший с востока, приносил с собой запахи моря, гниющих водорослей, и солёной воды. Мэргэн, Бато и Севда морщили носы от непривычных ароматов, а Хару и Шима радовались им, стараясь уловить знакомые и давно забытые нотки в дуновениях ветра. Побережье с каждым днём становилось всё ближе.
Дорога проходила через зажиточные и благополучные области империи, куда война не добралась. Первые дни путники ещё встречали группы беженцев, растянувшиеся вдоль дороги и спешащих на восток, но после того, как распространилось известие о победе императорских войск над бунтовщиками, тракт приобрёл свой обычный, мирный вид. Не было больше нужды бежать и скрываться.
У Хару отлегло от сердца. Победа императора означала, что война больше не следует за ними по пятам и они смогут спокойно добраться до столицы и там найти подходящий корабль на север. Он прижал руку к груди: там за пазухой побрякивала связка монет, переданных Лян Се. Последнее напоминание о ней, больше ничего осязаемого от этой женщины Хару не имел. Но её поцелуй горел на его губах и то и дело заставлял мысленно возвращаться к ней.
Принц ругал себя за такие нежные чувства. То ему казалось, что тем самым он предает память Кицунэ, то просто находил это глупым и неуместным. Но он глядел на весёлые деревни и поля, на которых с каждым днем всё больше ощущалось дыхание приближающейся весны, и ловил себя на мысли, что и Лян Се, пожалуй, проезжала когда-то этой же дорогой, и уж точно проедет, когда император будет возвращаться назад в столицу. Впрочем, иногда ему приходило в голову, что Лян Се, вообще-то, вполне могла погибнуть в битве, и от этого все нутро Хару холодело.
Больше всех был возбужден Шима. Друзья давно не видали его таким. Казалось, что юноша ожидает прибытия в Красный город, словно он изначально и был конечной целью их затянувшегося путешествия. Молодой человек был весел, много шутил и подбадривал своих приятелей, представляя разительный контраст с тем, каким замкнутым и отдалившемся он был до последнего времени.
– Что такое с тобой? – как-то раз спросил его отец, когда они неспешно ехали по тракту. – Я рад, что ты перестал быть тем занудой, каким был, но отчего это с тобой произошло?
Шима лукаво посмотрел на родителя и отвечал не колеблясь:
– Ты заметил, когда я вновь стал весел? После Тян-Шуна. Вся эта кутерьма с крысами не прошла для меня бесследно.
– Да уж, ты показал, на что способен. В очередной раз. И это тебя так развеселило?
– Не совсем это. Показать-то я показал, и должен признаться, отец, это не было для меня столь уж сложно. Дело в другом. Мать повторяет мне всё время, что эти умения – часть меня, и я не могу от них отказаться. Почему-то я этого никак не мог усвоить, а в Тян-Шуне что-то во мне изменилось,
